Автор благодарит:
Дмитрия Байкалова, Владимира Васильева, Павла Вязникова — за
слова, сказанные вовремя.
Сергея Калугина — за тексты песен, использованных в романе.
Дениса Маслакова — за тексты стихов, использованных в
романе.
Марка Горовенко — за консультации по оружию.
Любые возможные совпадения имен, событий и реалий случайны.
7. Страшен и грозен он; от него самого происходит суд его и
власть его.
Книга Пророка Аввакума
Я раскрыл себе грудь алмазным серпом,
И подставил, бесстыдно смеясь и крича,
Обнаженного сердца стучащийся ком
Леденящим, невидимым черным лучам.
Сергей Калугин
— Это только слова, — сказал Убивающий Словом. — Только
ветер, сорвавшийся с твоих губ. Неужели ты думаешь, что я испугаюсь ветра?
Ярослав Заров
Садитесь рядом. Садитесь, это будет долгая история. Я и сам
не знал, насколько долгая, когда начинал ее рассказывать.
Вы любите страшные сказки? Я — нет. Во всяком случае, мне
так казалось.
Но нам редко дано делать лишь то, что мы любим.
Главное, что следует запомнить вначале — эта сказка не о
вас. Она могла случиться, и она может случиться, но только не с вами.
Вы в безопасности, в мире, который тверд и надежен. Вас нет
в этой сказке, и если даже вам покажется обратное — вы ошиблись. Поверьте.
И если вы дочитаете до конца, а нечто темное коснется вас —
не пугайтесь. Просто страшная сказка, которую рассказывают страшные люди.
Эта сказка не о вас.
Но если однажды ночью вы проснетесь в пустой квартире от
щелчка выключателя, не спешите поднять голову и спросить «Кто там?»
Возможно, это окажетесь вы сами.
Часть первая
Приход
0
Стены здесь были деревянными, но под некрашеными сосновыми
плашками лежал свинец. Только дерево — пол из дубового паркета, стены из сосны,
глубокое, но жесткое кресло, маленький круглый столик. На столе — открытая
тетрадь, пара остро отточенных карандашей, три свечи в грубо вырезанном из капа
подсвечнике.
Вошедший в комнату мужчина плотно затворил дверь и сел за
стол. Взял карандаш, поднес к глазам, так, чтобы кончик грифеля заслонил пламя
свечи. Придирчиво изучил заточку, потом пододвинул тетрадь поближе. Под
последней записью, корявой, небрежной, «Дежурство сдал. Пятое октября, шесть
часов вечера.» аккуратно написал:
«Заступил на дежурство. Пятое октября, приблизительно шесть
часов вечера».
Часов у него, конечно, не было. Армейских бюрократов это
всегда приводило в ярость. Но спорить с эсперами они не решались. Себе дороже.
Откинувшись на высокую твердую спинку, он смотрел на
пляшущие язычки пламени. Смотрел, постепенно расслабляясь, позволяя огоньку
свечи заполнять весь мир. Дрожащее пламя вокруг, он в центре. Дежурство принял…
Если открыть дверь, единственную, ведущую из деревянной
комнаты, то взгляду открывался длинный, полутемный коридор. Лишь в конце его тускло
светил матовый плафон, как бы отмечая границу, за которой вновь начинался
двадцатый век. Шесть таких коридоров сходились в маленьком зале, где было два
лифта, наглухо закупоренная аварийная лестничная шахта, вентиляционный штрек и
потертый, обитый жестью стол. За столом молодой капитан в форме внутренних
войск перелистывал ветхий номер «Андрея», забытый здесь невесть кем и невесть
когда. К внутренним войскам он имел столько же отношения, сколько и к
железнодорожным. Объект «пси» когда-то подчинялся ГРУ, но последние десять лет
был выделен в особую единицу, подотчетную непосредственно президенту.
Пройдя мимо скучающего капитана, в очередной раз
знакомящегося с историей российской эротики, можно было вызвать лифт. Самая
обычная красная пластиковая кнопка, как и положено, находилась на стене возле
раздвижных дверей. Еще одна кнопка, подтверждающая вызов лифта, маленькая и
неприметная, была вмонтирована в стол. Кроме того, во время трехминутного
движения к поверхности капитан должен был позвонить по телефону и подтвердить,
что в лифте «свои». Этот странный порядок выхода появился в шестьдесят девятом
году (коридоров тогда было только три, а телефон на столе был армейский,
железный), после того, как один из эсперов задушил дежурного, забрал его
пистолет, поднялся наверх, перестрелял охрану и в течении двух часов делал
что-то со стационарной армейской радиостанцией.
Караульный взвод уложил сумасшедшего без особого труда и
дальнейших потерь. Но трехлетняя работа одного из сибирских «ящиков» так и не
дала ответа на главный вопрос: что делал эспер, зоолог по образованию, с
радиостанцией, почему хиленькие кремниевые транзисторы не перегорают при
напряжении двести семьдесят вольт, откуда это напряжение берется, и куда уходит
с антенны, закрученной в виде раковины каури.
Теперь любой последователь бедного зоолога встретил бы
наверху, в «приемной», не только хорошо вооруженную охрану, но и простенькое
устройство, при звуке выстрелов или громких криках запирающее двери и
наполняющее помещение слезоточивым газом.
Если же все было в порядке, то, поднявшись по лестнице из
«приемной» — огромного и тоже подземного комплекса, можно было через подвал
войти в здание Института средств наглядной агитации — режимного предприятия,
призванного повышать моральный дух бойцов когда-то советской, а ныне российской
армии. Из Института, уже без особых проблем, можно было попасть на старую
улочку в центре Москвы. Руководство объекта «пси» тихо гордилось двумя вещами:
тем, что ни одна иностранная держава не знает о его существовании, и тем, что
нигде, даже в Штатах, по данным разведки, подобного объекта нет.
Мужчина, сидящий сейчас в деревянной комнате, был одним из
эсперов «пси». Насколько он мог судить, их группа насчитывала почти четыре
десятка человек, с тремя другими эсперами он даже был знаком. Приложив
некоторые усилия, он мог узнать точную цифру, но работа в «пси» давно приучила
его не стремиться к излишним знаниям. Через два дня на третий он приходил в
Институт средств наглядной агитации, предъявлял пропуск, спускался на минус
первый этаж, предъявлял другой пропуск, затем произносил в микрофон
стихотворную строфу, которая была паролем этого месяца. Однажды, слегка
охрипнув, он продекламировал бессмертную фразу о дяде, который был честных
правил, но не в шутку занемог. Пролежав полчаса под дулом автомата на бетонном
полу, эспер едва не повторил его судьбу. Уже несколько лет в «пси» собирались
установить систему идентификации по сетчатке глаза, но пока дальше разговоров
дело не шло. Возможно, потому, что польза «пси» всегда была под вопросом у
руководства.
