— Последнее, очевидно, ко мне.
— Да.
— А развитие?
— Все тенденции, но в подавленном, латентном состоянии.
Джокер в колоде.
Зальцман кивнул.
— Ребенок?
— Да. Он нас не волнует. Эту карту побьют первой.
— Объясни.
— Мы — Посланцы. Мы не обладаем… почти… возможностями,
выходящими за рамки обычных человеческих сил. Мы вынуждены подстраиваться под
общество, жить по его законам — неписаным законам. Тот, кто наиболее
приспособлен к обществу, наиболее важен и адаптирован, проживет дольше других.
Он победит — и тот вектор, который воплощен в нем, станет доминировать на
долгое, очень долгое время.
— Ты же знаешь — я умираю.
— Знание умирает. Ты думаешь — выбраны лучшие? Нет,
типичные. Автор массового чтива — на роль творца, разочаровавшийся в профессии
военный — на роль посланца силы, продажный политик — на роль посланца власти…
— Я не доживу до весны! — почти срываясь на крик, сказал
Аркадий Львович. Закашлялся — и острая боль услужливо подтвердила его слова.
— Нам помогут не дожить и до зимы.
— Даже так?
— Конечно. Насколько терпимо общество к убийствам?
Аркадий Львович не ответил.
— Полагаю, почти все Посланцы придут к этому выводу. Кроме
девушки и мальчика, вероятно.
— Это безумие…
— Да, но оно рождено существующим миром. Ты хочешь, чтобы
все вокруг стало твоим? Не принадлежащим тебе, а просто отвечающим твоим
представлениям о правильном обществе?
— Дурацкий вопрос.
— Так вот, и все остальные Посланцы хотят того же. Остается
решить маленькую проблему — заслуживают ли физического уничтожения
представители иной точки зрения?
— Нет, — резко сказал Аркадий Львович.
— Ты действительно считаешь так? Ладно, оставим в стороне
мальчишку, который не является никем и ничем. Забудем про девушку, с ее
сумбурной религиозностью и тягой к всепрощению. Возьмем для примера писателя.
Добрый человек. Сторонник великих империй, создающихся любой ценой. Хоть на
крови и костях, хоть на ядерных бомбах и напалме. Хороший человек. Четко
решивший для себя — цель оправдывает средства. И если для светлого будущего
надо уничтожить половину человечества — это оправдано.
— Ты называешь его добрым человеком?
— В жизни. Но если его копия, Посланец творчества, останется
последним…
— Полагаю, Сила и Власть еще более неприятны?
— В общем — да. Эта троица, кто бы из нее не победил, утопит
мир в крови. Во имя каких целей — не так уж и важно. Ответь — они не
заслуживают уничтожения? Твое мнение решает многое.
— Апробативная этика.
— Да. Если ты против такого будущего — то вынужден признать
этичность их уничтожения. Если признаешь необходимость этого, то мальчик и
девушка станут просто неизбежным довеском.
— Они что, могут прийти к власти? В России, во всем мире?
— Зачем же. Просто та тенденция, которую они выражают,
победит. Их мечты может осуществить и кто-то другой — уже не важно.
— Я не собираюсь никого убивать. И ты этого не сделаешь.
— Да? Может быть, — старик усмехнулся, — ты скажешь мне, что
никогда и никого не убивал?
4
Илья не имел проблем с милицией. Возможно, это тоже было
частью игры с Тьмой — как и нюх на клиента. Эти затянутые в форму тени,
слоняющиеся по станциям метро и тем улицам, что поосвещеннее, словно не
замечали его. Порой Карамазову казалось, что если он достанет на улице
пистолет, то шарахнутся только прохожие. А стражи порядка будут все так же
смотреть сквозь него — бдительно и неподкупно…
Он подумал об этом, когда втягивающаяся на эскалатор толпа
на мгновение прижала его к молодому лейтенантику, прижала крайне неудачно, так,
что пистолет во внутреннем кармане плаща уперся ему в спину.
Лейтенант не обернулся.
Карамазов выскользнул из толпы на выходе, остановился у
заваленного газетами и журналами столика. Молча протянул деньги, указав на
свежий номер «Скандалов». Без особой надежды — времена, когда эта газета
устраивала фотовернисажи обнаженных девочек, давно прошли. Все же он продолжал
покупать бульварную газетку — с легким чувством ностальгии. Интересно, какой
процент читателей испытывал то же самое?
Илья полагал, что немалый.
Он опустил газету в карман, двинулся, не особо размышляя,
куда несут его ноги. Тьма выведет его к цели, так бывало всегда. А дальше он
сам вступит в игру.
Старик свое отжил…
К обеду слегка развиднелось. Кончился дождь, или, скорее,
приутих на время. Илья дважды сворачивал, каждый раз ощущая, что приближается к
клиенту. Не напрямую, скорее по спирали, но это неважно… Обнесенная крепким
забором церквушка, реставрируемая уже с полгода. Гастроном, до перерыва — семь
минут. Илья зашел, прогулялся вдоль прилавков и, ничего не купив, вышел с
последними покупателями. Дальше… Крепкий кирпичный двенадцатиэтажник. А вот три
старых пятиэтажки, невесть как уцелевшие в этом районе. Неотличимые с виду.
Илья замедлил шаг.
Быстрота и аккуратность. Никакого планирования — это просто
не нужно. Звонок, щелканье замка, выстрел. Он похлопал себя по карману —
тоненькая стопка предвыборных листовок какой-то партии была при нем. Нормальный
повод для визита. А цепочки, наивно используемые для таких случаев, редко
выдерживают удар плеча. Впрочем, старик может и не накинуть цепочку…
Он вошел в подъезд, помедлил секунду. Третий этаж. Направо.
Глубоко вздохнув, Илья начал подниматься по лестнице. Не
крадучись, но достаточно тихо, чтобы самая бдительная пенсионерка не дернулась
к глазку. В продуктовых магазинах рядом перерыв — тоже меньше шансов, что
кто-то покинет квартиру. А в круглосуточные супермаркеты жильцы таких домов не
ходят.
На последних шагах он переложил пистолет в правый карман
плаща, сдвинул предохранитель. Достал стопку листовок, мельком глянув на текст.
«Партия работников электростанций и тепловых сетей. Мы — за
Свет и Тепло!».
Бывает…
Он позвонил.
Тишина. Давай, просыпайся, дедушка. Отложи свои умные книжки
или недочитанную «Правду». Всунь ноги в теплые шлепанцы. Илья принес тебе тепло
и свет — последний свет в твоей жизни.
Тишина. Илья позвонил еще раз, чуть длиннее.
