— Судьбы нет, Слава.
— Да, конечно…
— Точнее, мы сами ее творим.
— Давай уж обходиться без банальностей. Миллион факторов
влияет на каждый наш шаг, на его допустимость. Вряд ли воля и мечты играют
бОльшую роль, чем случайность.
Они замолчали — надолго. И даже когда поезд уполз со станции
Саксаул, ни Ярослав, ни Визитер не сказали ни слова. Лишь смотрели на осень,
неумолимо наступавшую на степь.
Это было очень незаметное наступление — ибо степь и так была
осенью.
8
Самохин остановил «девятку», чуть свернув с дороги. Они с
Морозовым переглянулись, словно решая, не стоит ли отказаться от задуманного.
— Пошли, — сказал Морозов.
Они выбрались из машины одновременно, еще раз посмотрели
друг на друга. Что ни говори, а такими делами им раньше не приходилось
заниматься. Даже то, что стариков было двое, сильно меняло привычные схемы.
Одновременный инфаркт у обоих — это слишком уж странное совпадение.
— Черт… — Самохин вновь метнулся к машине. Достал из
багажника литровую банку с грибами, закатанную машинкой, забросил ее в
спортивную сумку. Морозов молчаливо ждал.
— Налево, — подходя к нему сказал Самохин. — Вот это
называется Яблочной улицей, и нам нужен семнадцатый дом.
Дачный поселок в будний осенний день был тих и печален. Ни
звука, ни движения. Они медленно пошли по засыпанной мокрым гравием дорожке,
поглядывая на номера.
— Надеюсь, ты не ошибся в своих догадках, — заметил Морозов.
Самохин лишь поморщился от его тона, заранее обвиняющего.
— Куда он мог еще податься? У дочери его нет, друзья сами в
панике. Меня больше тревожит, почему взорвался дом.
— Газ…
— И у нас в квартире газ. Но никто на воздух не взлетает.
Мог Романов еще кому-то поручить… это дело?
— Романов бы сказал. Только ведь и он тут посредник.
— Хрен его знает, какой он посредник. И почему он говорил о
брате-близнеце — по документам такого нет? — Самохин остановился. — Вот.
Они остановились у низенького штакетника, глядя на маленький
домик, построенный, наверное, лет двадцать назад. Редкие деревья с облетевшей
листвой, покосившийся нужник в углу участка…
— Академик… — буркнул Морозов. — Смотри! — он схватил
Владислава за плечо.
Тот и сам уже заметил легкий дымок, ползущий из трубы.
Кивнул:
— Ну, кто был прав, Гена?
— Пошли, — Морозов толкнул калитку. — Хватит рассуждать.
Чувствуя неприятный холодок в груди Самохин двинулся за ним.
Надо было утром выпить… немного… для храбрости. Ее всегда не хватает в такие
моменты.
Большую часть пути Карамазов проехал на электричке. Потом
прошел через чахлый лесок. Он не боялся сбиться с дороги — когда путь указывала
тьма, то ноги сами несли его к мишени.
Осенний лес успокаивал, дарил покой. Он засыпал, чтобы
возродиться после зимней стужи. Лес знал тайну вечной смерти — разделяя ее с
Ильей.
Когда-то, давным-давно, еще в детстве, он участвовал в
экологическом движении «Зеленая тропа». Конечно, тогда еще и слово-то это было
не в ходу — «экология». Но из толпы подростков он был, наверное, одним из самых
самозабвенных малолетних экологов — очищающих ручейки, с неумелой руганью
заваливающих дерном кострища и собирающих в подмосковных лесах пустые
консервные банки. Для кого-то это было просто возможностью пошляться в походах,
или гордо выпалить обалдевшим туристам: «Зеленый патруль! Затушите костер!»
Илья принадлежал к числу тех немногих, кто относился к делу серьезно. Это
осталось в нем на всю жизнь — серьезный подход к работе… да еще, наверное,
легкое удовольствие, когда клиентом оказывался начальник какого-нибудь особенно
вредного предприятия.
Илья очень любил лес.
По пути он напился из родника — чистой, ломящей холодом зубы
водой. Постоял минуту, борясь с желанием просто посидеть в тишине, под легкое,
бесконечное бульканье бегущей воды.
Не время. Сейчас он на работе…
Оправив старую куртку с оттянутым привычной тяжестью
карманом, Илья двинулся дальше. К поселку он вышел минут на десять позже двух
дилетантов, но ему не пришлось тратить время на поиск нужного участка. Он
просто шел к нему — напрямик, не испытывая ни страха, ни волнения. Проглоченный
утром стимулятор вызвал легкую эйфорию, но не возбуждение.
Карамазов знал, что сегодня ошибок не будет.
Самохин потянул дверь веранды. Та скрипнула, отворяясь.
— Давай, входи, — прошептал Морозов.
Внутренняя дверь тоже была незаперта. Владислав медленно
вошел в комнату. У него было очень неприятное предчувствие… чрезвычайно
тягостное. Если бы он увидел, что домик набит людьми в форме, то не испытал бы
ни малейшего удивления.
Но в комнате был только сухощавый лысоватый старик, сидевший
на продавленном «дачном» диване. В углу тихо бормотал телевизор, но старик не
смотрел на экран — он перебирал какие-то мятые бумаги.
— Здравствуйте, — Самохин попытался придать лицу строгое,
официальное выражение. — Аркадий Львович Зальцман, если я не ошибаюсь?
Старик посмотрел на него — очень спокойно. Сказал:
— «Здравствуйте» — хорошее начало. Но это ведь только
начало, верно?
Владислав почувствовал себя неуютно. Но возникший рядом
Морозов прибавил ему уверенности.
— Аркадий Львович? — повторил он.
— Полагаю, вы знаете, кто я, — ответил старик.
— Мы из органов, — вступил в разговор Геннадий. Сделал
легкое движение, словно собираясь достать из кармана несуществующее
удостоверение. — Мы искали вас по поводу взрыва в вашей квартире.
Старик улыбнулся.
— Какая доблестная у нас милиция… Я хотел бы все же
взглянуть на ваши документы.
— Ваш брат находится здесь? — словно не слыша его, спросил
Морозов.
— Вам должно быть известно, что у меня нет брата.
Наступила тягостная пауза. Самохин сделал несколько шагов к
старику.
— А вы должны понимать, о ком мы говорим.
— Ищите… — старик развел руками. — Комната одна, много
времени это у вас не займет.
— Он наверняка ушел, — сказал из-за спины Геннадий. — Ладно,
хватит тянуть.
Самохину показалось, что его начальник тоже нервничает.
Словно на них обоих наползала чья-то тень… такая огромная и холодная, что не
было даже сил поднять глаза и посмотреть в небо…
