— Скажу, что устал, завтра же в газете пропечатаете. Мол,
выбрали слабаков — даже слушать у них сил нет.
Альберт Данилович развел руками.
— На то и четвертая власть, Рашид Гулямович. Президента вы
не боитесь, так, может, хоть мы сгодимся?
— На то и волк в поле… Наверное.
Визирь мелкими глоточками цедил кофе. Плохой кофе, что ни
говори.
— И что вы все нас терзаете-то… волки пера, — буркнул он. —
В «ВолГаз» опять вцепились.
— Уже читали? — Альберт Данилович заинтересовался. — Что-то
не так? Подавайте опровержение.
— Какое опровержение, вы истину сказали… как всегда, —
Визирь одарил главного редактора печальной улыбкой. — Но ведь не всю же. В
городке газовиков хоть побывали бы, посмотрели, как у нас умеют заботиться о
людях.
— Трудно все охватить. Маленький корпункт, одна машина,
дряхлый факс, древний компьютер. Знаете же, как любит власть оппозиционные
газеты?
— Знаю, — Визирь замялся. — Такое предложение есть —
попробуйте всесторонне подойти к вопросу. А насчет оборудования — поможем. Мы
прессе помогаем без всяких условий и обид.
Альберт Данилович слегка насторожился.
— К сожалению, мы не можем принимать помощь от идейных
противников.
— А от союзников? Если вам поможет Шелганов?
— Он и так помогает… чем может.
— А мы ему поможем.
С полминуты Альберт Данилович молчал, допивая кофе.
— Шелганов — честный и порядочный человек, — сказал он
наконец.
— С другими мы не сотрудничаем. Противно.
Пожав плечами, главный редактор протянул ему руку.
— Интересно было пообщаться. Как голосовать будете, не
секрет?
— Не секрет. Только не исправят эти гроши положения.
— Верно.
Визирь задумчиво смотрел вслед главному редактору. Конечно,
поддержку крупной газеты, за которой стоит огромный электорат, так просто не
покупают.
А вот отношения зондируют… на предмет сотрудничества.
Его держат за серьезную фигуру — прекрасно. Волк-одиночка.
Замкнутый и темпераментный русский шовинист азиатской крови.
Что ни говори, а Рашид Гулямович выбрал удачный имидж.
Спасибо ему.
Веснин открыл хлебницу и хмыкнул. Слишком увлекся вечером
работой, даже в магазин не вышел.
— Кирилл, я сбегаю за хлебом, — сказал он. — Подождешь?
— Давай я схожу, — предложил Кирилл.
Валентин поправил очки.
— Думаю, это неразумно. Ты ведь понимаешь?
— Кто меня здесь будет искать?
— Кирилл, но все же я взрослый человек…
Мальчишка тихо засмеялся.
— Помнишь, что ты всегда говорил, когда в «Штурмане» болтали
о книгах про детей?
— Много чего говорил.
— Ну, что возраст — это не показатель ответственности, и
даже в десять лет человек вправе принимать любые решения. Мне тринадцать.
— Дело не в этом, — Веснин поморщился. — Кто из нас более
способен рисковать?
— Я. Ты сам говорил, что неспособен убить человека, даже
если он тебя будет убивать.
— А ты способен?
Кирилл запнулся.
— Почти.
Веснин мог сказать, что между «почти» и «могу» порой
пролегает пропасть. Но он промолчал. Для него не существовало даже «почти» — и
он это знал прекрасно.
— Валя, давай я в магазин сбегаю.
— Ладно, — Веснин полез в карман, достал деньги, протянул
Кириллу полтинник. — Возьми хлеба и молока.
— У меня есть деньги.
— Кто у кого в гостях? К чаю что-нибудь купи.
Кирилл взял пятидесятитысячную бумажку, засунул в карман.
— Я быстро…
— Знаешь, где тут магазин?
— Я вчера мимо проходил, найду.
Карамазов не стал заходить домой и переодеваться. Куртку он
чуть-чуть запачкал, но нейлон отмыть было несложно. Сейчас главным стало
успеть. Один раз мальчишка от него ушел, и, наверное, считал, что найти его
невозможно. Но тьма подсказала, где искать.
Плохо было лишь то, что точка, где скрылась мишень, казалась
размазанной, колеблющейся. Раньше такого не было… возможно, мальчишки
разделились? Один укрылся у знакомых, другой просто бродит по городу? Илья
допускал такую возможность. Что ж, тем важнее устранить хотя бы одного, снизить
неопределенность.
Он не стал тратить время на метро, поймал машину — что
предельно удивило бы его коллег в редакции. Вышел из машины в трех кварталах от
цели.
Сейчас он шел на работу без оружия. Не беда, он и сам был
оружием пострашнее дешевого пистолета. В три часа дня ему предстояла встреча с
одним из тех, у кого он снабжался инструментами, а пока при нем были руки и
тонкий скрученный шнур в кармане.
Видимо, опять предстояло убирать свидетеля. Грязь… как
странно и в то же время логично, что грязная работа пришлась на самых
беспомощных и невинных клиентов. Слабость провоцирует. Слабость преступна.
Карамазов подошел к длинной девятиэтажке уверенной походкой
аборигена здешних мест. Перескакивая через заполненные грязью выбоины в
асфальте, не оглядываясь по сторонам. Вряд ли кто-то, увидевший его со стороны,
запомнит хоть одну деталь…
— Эй!
Илья вздрогнул. Не от окрика — от знакомости голоса.
Остановился, оборачиваясь.
Кирилл Корсаков, его ускользнувшая малолетняя мишень, стоял
метрах в двадцати, в проходе между домами. Нелепо, двумя руками сжимая
полиэтиленовый пакет, набитый явно нетяжелым грузом.
— Гад! — крикнул мальчишка.
Илья сделал шаг, другой, перешел на бег. Это было уж
слишком. Наглец. Мышь, зарычавшая на кота.
Он просто делает свою работу!
Мальчишка повернулся и бросился бежать.
* * *
Кирилл узнал убийцу сразу. Не по лицу — которое толком-то и
не разглядел, не по одежде — сейчас тот был похож скорее на возвращающегося
дачника. Просто что-то кольнуло в груди, и он остановился, комкая пакет с
продуктами.
Его снова шли убивать.
Это было нелепо и нереально. При свете дня, во дворе
огромного дома, рядом с дорогой, по которой мчались машины, человек, убивший
его мать, быстрой походкой шел к подъезду Веснина.
