КОГДА Я УСПЕЛ?
лежал на столе, поверх какой-то рукописи.
Илья схватил оружие, безумным взглядом окидывая комнату.
Распахнул ящик стола, втиснул туда автомат, при сравнении с которым хваленый
еврейский «Узи» расплавился бы от стыда.
Бросился к двери — сантиметр броневой стали, приваренные к
арматуре косяки, поперечный засов — способный выполнить роль дверной цепочки и
открыть дверь узенькой щелью, стодолларовые швейцарские замки, ключ к которым
подобрал бы не всякий московский «медвежатник». Еще одно свидетельство его
чудаковатости в глазах окружающих — чудовищная броня пустой квартиры…
устанавливавшие ее рабочие ошалели, увидев, какие апартаменты закупорит их
лучшее творение.
— Илюшенька…
Карамазов секунду смотрел через перископный глазок …ГНУТЫЙ
ОПТИЧЕСКИЙ КАНАЛ, ПУЛЕУЛОВИТЕЛЬ, — СТРЕЛЯЙ, НЕ СТРЕЛЯЙ — В ГЛАЗ ХОЗЯИНУ НЕ
ПОПАДЕШЬ…
в добродушное, полное лицо Сергея Камчатского.
— Сейчас… — прохрипел он, открывая засовы.
Камчатский был корректором в их издательстве — настоящим, не
по прозвищу. Хорошим корректором, талантливым, способным править хоть
нескончаемый фэнтези-сериал «Дорога клинков», хоть академическое издание
Платона, зачем-то принятое в план главой фирмы.
— Илюшка, я это… не помешал? А? — протискиваясь спросил
Сергей.
В его разговоре было потрясающее для человека такой
профессии количество слов-паразитов и запинок.
— Нет. Заходи, — Илья отступил, чудовищным усилием принимая
свой «рабочий» облик. — С работы?
— Да… — Камчатский сделал легкое движение, обозначающее
намек на снятие обуви. Илья его не остановил. Сергей, кряхтя, присел,
расшнуровывая ботинки. Сказал:
— А ты чего не появился сегодня? Ждали тебя на планерке,
понимаешь… Шеф спрашивал…
— Приболел, — коротко отозвался Илья, отступая. — То ли
грипп, то ли просто бронхит.
— Да? Грипп? — Камчатский заколебался, но отступать, видимо,
счел неудобным. — Я не надолго. Посоветоваться надо…
— Давай, давай…
Карамазов вошел в комнату, предоставив приятелю самому
выискивать тапочки среди сваленной в углу обуви. Еще раз пристально осмотрел
комнату.
Гильза!
Он пнул ее, зашвыривая под узкую кровать. И как обронил?
— Илья, тут такое дело, — Камчатский топтался в дверях. —
Начал я работать с Королевым…
— С кем?
— Ну, он у нас уже года два валяется…
Илья кивнул, вспоминая.
— Ох, так много опечаток…
— Что ж поделать, зато коммерческий роман, — вяло отозвался
Илья. — И купили за гроши.
— Да, да, хорошо, конечно… Но, может, я вначале девочек на
него напущу? Пусть там глянут… так-сяк… запятые выправят, а то у меня в глазах
рябит! — Камчатский возмущенно развел руками.
— Кто у нас старший корректор? — Илья усмехнулся лишь ему
понятному каламбуру. — Поручи девочкам.
Сергей благодарно кивнул:
— Ладно, тогда пошел я. Поправляйся.
— Выпить хочешь? — резко спросил Илья. Камчатский
заколебался.
— Поздно уже… первый час…
— Скажешь матушке, что на работе задержали. Сталинский стиль
у шефа, что поделать.
Камчатский крякнул.
— Не знаю… разве что чуть-чуть.
— Понял, — Илья, расшвыривая ногами раскиданные по полу
рукописи, …СЕРГЕЙ БОЛЕЗНЕННО ПОМОРЩИЛСЯ…
прошел к картонной коробке в углу, его персональному «бару».
Алкоголь — яд. Но сейчас надо немного отравиться… чтобы уснуть.
— «Абсолют». Черносмородиновый, — доставая литровую бутылку,
сообщил он.
— Ну, мне неудобно даже… дорогая вещь… — вяло запротестовал
Сергей.
— Зонтик в заднице неудобно открывать, — сообщил Илья. —
Простуду надо водкой лечить.
Камчатский закивал:
— Да, конечно. Нос у тебя, смотрю, совсем распух.
— И не говори, — зло ответил Илья, поддевая пальцами
алюминиевый колпачок. Сергей, вытаращив глаза, уставился на сослуживца.
— Э…
Илья отнял руку, сообразив, что вываливается из образа.
— Да, крепко сделано. Пошли на кухню.
9
Анна открыла глаза.
Потолок.
Белый.
Хорошо.
Думать не хотелось. Ничего не хотелось. Тело ныло от
безумия, длившегося полночи… полжизни.
Она облизнула запекшиеся губы. Посмотрела на пол — рядом с
кроватью стояла пустая бутылка из-под шампанского и почти пустая бутылка из-под
фальшивого коньяка.
ГОСПОДИ… ТЫ ИСПЫТЫВАЛ МЕНЯ? ИЛИ ЭТО ПРАВИЛЬНО?
Анна потянулась, поднимая «Слынчев Бряг». Глотнула
обжигающую, пахнущую ванилью и кофе жидкость. Покосилась через плечо — на
Марию.
Спит.
Хорошо.
— Отче наш… — прошептала она. Запнулась — Мария шевельнулась
во сне, тихо застонала. Она тоже устала… устала… — Святый Боже, Святый Правый,
Святый Бессмертный, помилуй нас…
Теплая ладонь коснулась ее губ.
— Любовь моя, — тихо сказала Мария. — Что тревожит тебя?
ЧТО? НИЧЕГО… УЖЕ…
— Так необычно. Так странно, — не оборачиваясь ответила
Анна.
— Все было правильно, — прошептала Мария. — Сейчас ты
встанешь и умоешься. Приготовишь завтрак.
— Да.
— Мы уедем в Москву завтра утром. А сегодня будем отдыхать,
собираться с силами. Время работает на нас, враги уже начали убивать сами себя.
Пусть они запутаются в своих играх. Забудут, кто из них с кем, понадеются, что
мы отступим, спрячемся в угол… пусть перестанут воспринимать нас всерьез. Одно
плохо, Анна. Мужчина, ушедший вчера, стал служить самому страшному из врагов. А
он ненавидит нас, ему мерзко все, что зовется добром.
— Мы справимся?
— Да. Как можешь ты сомневаться?
— Прости…
— Расслабься, — помедлив сказала Мария. — Расслабься.
— Это надо… да?
— Да.
После Саратова в их купе никого не подсаживали. Проводник
держал единожды нарушенное слово.
