Визард молча положил в карман «газовик», открыл дверь.
Давай, мальчик, работай.
УВОДИ ЕГО… РАСПЛАВЬ ГРАНЬ МЕЖДУ РЕАЛЬНОСТЬЮ И ВЫМЫСЛОМ,
СДЕЛАЙ СТАРОГО ТРУСЛИВОГО РОСТИСЛАВА СМЕЛЕЕ, ЧЕМ ОН ЕСТЬ, НАЖМИ НА ВСЕ ПРУЖИНКИ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ, НА СТРАХИ, КОМПЛЕКСЫ, МЕЧТЫ…
Уведи его…
2
— А ты — любишь этот город? — спросил Слава.
— Питер больше, — Ярослав передернул плечами. Зачем Визитер
напомнил?
ОНА НЕ ЛЮБИЛА МОСКВУ…
— Угу. «Как наивно и безответно я люблю этот город»… —
Слава, согнувшись у окна, крутил головой, словно высматривал что-то.
А на что смотреть-то? Пути, платформы, дома — то ли
пригороды, то ли уже московские окраины. Люди…
Люди везде одинаковы. И что в занесенном снегами сибирском
поселке, что в казахском ауле, что на Арбате — все равно, она проступает — «печать
вырождения на лице». Неважно, какую форму она примет: пропойцы с вязанкой
пустых бутылок, или здорового парня, который носится вдоль поезда, продавая
денатурат, или раскрашенной девочки, посещающей авангардные спектакли, но не
прочитавшей в жизни ни строчки.
Печать вырождения. Шлеп-шлеп-шлеп… И он ее не избежал. Может
быть, он просто рискует поднять глаза и увидеть то, что незаметно другим.
Увидеть печать в себе.
Поезд проходил мимо платформы, замедляя ход. Ярослав
скользнул взглядом по лицам. Привычно, «профессионально». Зная, что все равно
не запомнит лиц, а если и запомнит, то никогда не сможет описать, вдохнуть в
них жизнь. Но зацепятся какие-то детали, мелочь, которая рано или поздно
отольется в слова.
— Я думаю, мы сразу разделимся, — небрежно сказал Визитер. —
Я рвану в «БТУ», ты в «Лодур». Надо выколотить побольше бабок.
— Откуда в тебе такая несокрушимая уверенность?
— От полного отсутствия ее. Крайности сходятся. Ты согласен
с раскладом? «БТУ» орешек покрепче, но и заплатить могут больше.
— А дальше?
— Если все получится быстро, то надо сразу снять квартиру на
месяц-другой. Дело может затянуться. А если сегодня останемся без денег, то я
созвонюсь с Озеровым, переночую у него. Ты можешь напроситься к Степке. Но
лучше бы их не ставить в известность о том, что Ярослав Заров в Москве.
— Ты серьезно?
— Да, конечно. Ребята могут попасть под удар. Ты же видишь,
конкуренты не церемонятся. Они хорошо экипированы… Слушай, постарайся не
продешевить в издательстве.
Ярослав кивнул.
— Ты меня поражаешь… Визитер. Спасение мира и выколачивание
денег.
Слава захохотал.
— Знаешь, в прежних визитах я поразил бы тебя еще больше.
Спасение мира и грабеж на большой дороге, например.
— Кем тебе доводилось быть, Слава? — помолчав спросил
Ярослав.
— Многими. Менестрелями и поэтами, писателями и художниками.
Думаю, имена не столь важны.
— В следующий раз ты вполне можешь оказаться режиссером.
Или, вообще, автором компьютерной игрушки.
— Да… если он будет, следующий раз.
— Если будет, вспомни меня.
Слава кивнул.
— Вспомнить мне не дано. Я тебя придумаю, Ярик.
— Спасибо и на этом. Слава, за кого мы возьмемся?
— Я бы предпочел Корректора. Но… боюсь, он нам не по зубам.
— Что такое Тьма, Слава?
— Вот уж не ожидал такого вопроса… от тебя.
— И все таки?
— Тьма — это просто отсутствие света, Ярик. Я не издеваюсь!
Отсутствие границ. Свобода направлений. Право быть независимым от других, от
мира.
— Так просто?
— Да. Тьма — это вечный ребенок, этакий невзрослеющий Питер
Пэн. Бесконечная игра. Свобода всех направлений — вот ее визитка. Возьми тьму
за руку и иди в никуда. Не останавливаясь ни перед чем и ни перед кем. Тьма —
это «я хочу» вместо «я должен». Тьма — это вера в себя. Тьма — это
невозможность посмотреть на себя. Тьма всегда рядом, тьма ждет своего часа,
тьма повелевает — но стоит подчиниться, и она станет слугой. Оправдает все.
— Я понял.
— Посмел бы ты не понять! Нас спасает лишь одно, Ярик. Нет
линии, которая пошла бы на союз с тьмой. Она всегда одинока. Всегда против
всех. И потому проигрывает.
Визитер замолчал, прищурился, глядя в окно.
— Пока мы займемся Посланником Развития. Знаешь, почему? Он
может стать тем, что так ненавидит. Тьмой. А двух Посланцев Тьмы нам не
победить.
— Слава, а тебе не кажется, что в этот раз Тьма пришла
всемером?
— Я надеюсь, что ты неудачно пошутил, — не оборачиваясь,
ответил Визитер.
— Вера в свою правоту, отсутствие границ — это же и твой
лозунг. «Мы знаем, что мы правы — и победим остальных!» Разве не так?
— Нет. В нас нет равнодушия, Ярик. Мы не считаем, что мир
создан для нашего удовольствия. Мы пытаемся дать счастье другим — пусть каждый
видит его по разному. Веришь?
— Хочу верить.
— Не бросай меня, Ярик, — тихо сказал Визитер. — Не бросай.
Когда прототип разочаровывается в собственной линии, перестает в нее верить —
Посланник обречен. Так погибла Сила. А это был не худший из нас.
— Значит, и мы на что-то годны.
— Конечно.
3
Много ли времени надо на сборы, когда вся прошлая жизнь
стала смешной и ненужной…
Анна носилась по квартире, проверяя, не забыли ли они чего.
Да и порядок надо навести, хоть какой-то, после вчерашнего-то дня. Безумного
дня, но такого прекрасного. Они опять пили шампанское, и снова любили друг
друга… да, любили! Она больше не стыдилась этого, поняла, как правильно и
красиво было случившееся. Какие могут быть границы у любви — тем более, для
нее? Вся плоть — трава. Все равно перед ним…
Вчера Мария сходила в парикмахерскую. Ненадолго, но Анна
извелась, прежде чем прозвучал звонок в дверь. Мария преобразилась, сделала
короткую стрижку, покрасила волосы в светло-коричневый цвет. Она стала еще
прекраснее — если это возможно. Конечно, внешность ее не заботила, но
Прототипов, тех, кто не видел их, будут в первую очередь настораживать
девушки-близнецы. А они теперь не слишком похожи. Только вот Посланцев так не
обманешь. Они чувствуют и друг друга, и Прототипов. В них сила зла, но им все
равно не победить…
— Не суетись, девочка, — Мария, закинув ногу за ногу,
наблюдала за ней. — Мы успеем. Закрой газ, краны в ванной, причешись, и мы
пойдем.
