— Ладно, — негромко сказала она. — Ты все равно умираешь,
старик. Твой врач говорил о весне… он добрый человек. Легочная артерия изъедена
метастазом. Сейчас она лопнет — и ты захлебнешься собственной кровью. Прощай,
старик. Твое знание неспособно даже лечить.
— Я не верю, — сказал Визард. Все стало пусто и безразлично.
Карамазов, Мария, Визитер, Шедченко — все они были уже далеко-далеко. По эту
сторону жизни.
— Тебе не надо верить. Тебе достаточно знать… что это
реально. Про…
Снова щелкнул выстрел — и глаза Марии расширились. Она
крутанулась, хватаясь за бедро, где на порванных голубых джинсах расплывалось
темное пятно.
— Вместе, — сказал Визард. — Не ожидала?
Грудь пробила боль. Он выронил бесполезный пистолет с
бесполезной отравой в патронах. Упал на колени — почти синхронно с Марией. И
все же страха не было. Шедченко все же устранил одну из двух бед. Устранит…
— Все-таки он решился, — сказала Мария, глядя на него. —
Вояка…
— Доигралась? — Визард пошатывался, пытаясь не упасть. Боль
в груди почему-то стихла, но стала накатывать слабость. И тяжесть, тяжесть под
сердцем.
К ним подбежала Анна. Окинула Визарда безумным взглядом,
словно решая, не он ли виновен. Склонилась над Марией, бормоча что-то, целуя ее
в лицо. Ой-ой-ой, девочка… как же тебя сломала доброта…
Визард повалился ничком. Сколько минут у него есть? Пять,
десять? Он так надеялся увидеть весну…
— Ты любишь меня? — даже не вопрос, напористый крик, приказ
в голосе Марии.
— Да, да, да!
— Положи мне руку…
Визард повернул голову, посмотрел на лежащих рядом девушек.
Кровь из раны Марии, прижатой ладонью девушки-прототипа, уже не шла.
Да, наверное исцелить сама себя она была не в силах. А вот
так… отразив свою Силу в ином человеке… Рано он обрадовался. Старый оптимист.
Мария поймала его взгляд, подмигнула, тихо спросила:
— Не передумал?
Визард посмотрел в небо. Неяркое, серо-голубое, затянутое
облачной паутиной. Какой короткой была хорошая погода…
Он лишь ранил ее. Лишь ранил, и это было страшно, потому что
теперь придется — добивать, делать самую страшную солдатскую работу. Шедченко
видел, что упал и старик, вроде бы без всякой причины, но наверное, слова
Посланницы Добра были пострашнее пуль. Анна бросилась к упавшей, и он проводил
ее стволом, но так и не выстрелил, ощутив мгновенный и обжигающий стыд.
Девчонка не виновата. Когда Мария умрет, у нее будет шанс
прийти в себя. Наверняка будет…
Над ним взвизгнули пули, и он вжался в прелую, пахучую
листву, пытаясь втянуть голову под защиту бронежилета. Секундная пауза — и
снова очередь. Не в него, а в попытавшегося приподняться Семена. Они обменялись
короткими взглядами — ничего, оба целы…
Карамазов стрелял с интервалами в несколько секунд.
Короткими, по три пули, очередями. «Стечкин» все же не автомат, патронов в
магазине поменьше…
Да он же отступает… или прикрывает отход!
Шедченко вскинулся, страх исчез куда-то, и он успел увидеть,
как исчезают среди деревьев девушки, убегают — легко, свободно, и в движениях
Марии нет даже намека на хромоту, а Карамазов пятится, чуть отстав от них, водя
стволом. Их взгляды встретились — и киллер выстрелил. Это опять было похоже на
сон — воздух вокруг взвизгнул, сразу со всех сторон, пули пели, словно Шедченко
стоял посреди растревоженного пчелиного роя…
Но ни одна не коснулась Николая.
Карамазов опустил захлебнувшийся автомат и исчез вслед за
женщинами. Шедченко медленно опустил глаза, оглядывая себя. Не может быть. В
горячке боя порой не чувствуешь ран.
Но он и впрямь был цел.
Семен встал, его лицо было перепачкано, похоже, паренек
обнимался с землей покрепче, чем он. Тупо посмотрел на Шедченко:
— Вы же ее подстрелили…
Николай кивнул.
— И парня я ранил, — задумчиво, с невнятным сомнением,
сказал Семен.
— Как же это, а?
Шедченко молчал. Смотрел на старика, распростертого на
траве, на белую щепу под ногами… будет работа следакам, пули из берез
выковыривать.
— Я не буду их преследовать, — тихо произнес Семен. — Что
хотите… у меня жена.
— И я не буду, — Шедченко медленно пошел к Визарду.
8
Небо кружилось над ним, небо ждало его.
Снова…
Какой короткий путь выпал в этот раз.
Визард слышал осторожные шаги. Потом он увидел Шедченко.
— Что она с вами сделала? — кажется, полковник пытался
говорить сочувственно. Трудно это у него получалось, но Визард был благодарен
за попытку.
— Помогла… умереть, — в груди что-то заклокотало.
— Врачи могут вас спасти? — Шедченко склонился над ним,
заслоняя небо. Ничего, это не надолго.
— Нет… спасибо.
— Почему вы не пришли к нам с Хайретдиновым? Почему? — в
голосе Шедченко была и тень жалости, и досада… легкая такая, характерная досада
военных людей на непонятливых штатских. За Шедченко маячил какой-то бледный,
грязный парень с пистолетом. Охранник, похоже…
— У меня… свой альянс.
— Пацан? Да вы дурак, профессор.
— Наверное… — он закашлялся, но кашель уже стал другим, не
привычно-сухими рывками боли в распадающихся легких, а мучительной попыткой
вытолкнуть забившую бронхи кровь. — Николай… я попрошу вас… уйдите.
— Почему? Мальчишка где-то рядом?
Визард промолчал. Почему Николай говорил о детях в
единственном числе?
— Не думаю, что это станет правильным решением, — Шедченко
словно подвел черту секундным раздумьям. — Не думаю.
— Полковник, Тьма и Свет вошли в союз. Все изменилось…
теперь. Поговорите с Визирем… он должен понять. Вам всем надо объединиться.
Всем… убейте их — и разбирайтесь между собой.
— Как ее убить, Визард? Из гранатомета? Или серебряной
пулей? — горько спросил Шедченко. — Вы же видели…
— Я скажу как… мальчишкам, если вы уйдете.
— Мальчику, а не мальчишкам, — непонятно и зло поправил
Шедченко.
Да, вот в чем дело. Он считает, что Кирилла уже нет… Визард
не стал его разубеждать — времени не было. Николай огляделся, потом спросил:
— Почему?
— Скажем… в компенсацию за то, что я мог бы сделать. Они
верили мне больше… чем я заслуживаю.
