Невооруженным глазом было видно, что моей собеседнице не терпится высказаться на какую-то весьма интересную для нее тему, но она не знает, как начать. Не имея представления, о чем может пойти речь, я опасалась задавать наводящие вопросы, чтобы это похвальное желание не улетучилось от какого-нибудь моего неосторожного намека.
Чтобы добиться успеха и позволить секретарше высказать все, что было у нее на душе, я решила пойти другим путем и прибегнуть к уже много раз оправдавшей себя классической схеме. Правда, на этот раз у меня не имелось в запасе ни конфет, ни шампанского, но это было делом поправимым.
— Вы знаете, — голосом, преисполненным дружелюбия, сказала я. — Вера Иосифовна, наверное, будет еще не скоро, а дождаться ее мне необходимо. Может быть, мы с вами пока попьем чайку? Я сбегаю, куплю что-нибудь вкусненькое…
Но оказалось, что гостеприимство своей собеседницы я явно недооценила.
— Что вы, деточка, не нужно никуда бегать! Тут у нас не казарма, кусочек печенья к чаю найдем.
— Ой, мне так неудобно, получается, что я напросилась…
Но добрая тетя Шапокляк уверила меня — ничего подобного, она все равно приблизительно в это время всегда пьет чай и ей будет только приятно, если я составлю ей компанию.
Конечно, я предпочла бы кофе, но, понимая, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, я во второй раз с того времени, как начала расследовать это дело, занялась распиванием чаев с обслуживающим персоналом высших учебных заведений. То, что именно чай — наиболее распространенный напиток в этой среде, было мне хорошо известно, и нарушать эту давнюю традицию было бы неправильно.
По мере того как наши души согревал ароматный напиток, беседа становилась все доверительнее, и я уже чувствовала, что вот-вот моя собеседница, которую звали вовсе не Шапокляк, а Подпалова Степанида Михайловна, откроет мне то заветное, что знала она по интересующему меня вопросу.
— Какие были у них отношения? — спросила я, в очередной раз восхитившись тем, какое вкусное у Степаниды Михайловны печенье.
— Ах деточка, если бы вы знали, какие сложные иногда бывают у людей взаимоотношения! — взгляд Степаниды Михайловны сделался романтическим и загадочным.
Я навострила уши.
— Конечно, Вера Иосифовна старалась не подавать виду… серьезный преподаватель, к тому же теперь — такая должность у него… Но ведь мы, женщины, все чувствуем сердцем?
Я с готовностью кивнула.
— С того времени, как они разошлись с мужем… не знаю, какая была причина, но Вера Иосифовна сильно переживала и, чтобы как-то отвлечься, всю себя посвятила работе. Анатолий Федотович… он всегда был так предан своему делу, подолгу пропадал в институте. Бывало, мы уже все уходим, а они все спорят, обсуждают какие-то проблемы… Ну и…
— И что?
— Ах деточка, что может быть, когда мужчина и женщина постоянно находятся вместе? Конечно, между ними, в конце концов, возникают не только профессиональные чувства. Но вы не подумайте: никаких скандалов или неприличных сцен! Ведь оба они уже достаточно взрослые люди, Анатолий Федотович женат… Думаю, они боялись признаться в этом даже самим себе! Но такое не скроешь… Все мы знали, и все сочувствовали им. Ведь Надежда Сергеевна ни в чем не виновата, она прекрасная женщина, все любили ее… Так все оказалось запутано, что и не распутаешь. С какого-то времени мне стало казаться, что Надежда Сергеевна что-то подозревает. Разумов стал реже встречаться с Верой Иосифовной, они начали ссориться. Однажды — сама я не присутствовала при этом, мне рассказали, — они поругались очень серьезно. Не прошло и недели, как Анатолий Федотович уволился и стал работать в Покровске. Надежда Сергеевна тоже ушла. И даже, насколько я знаю, больше никуда не устроилась. А Вера Иосифовна после развода с мужем так и не вышла второй раз замуж.
— Вы хотите сказать, что профессор Разумов уволился из-за своего романа с Зильберг?
— Не знаю, из-за романа или нет, но одно время они проводили очень много времени друг с другом, а потом поссорились, и Анатолий Федотович ушел, — явно не желая нести ответственность за свои слова, несколько обтекаемо высказалась Степанида Михайловна.
А профессор-то, оказывается, мастер на все руки! И денежки успевал крутить, и романы. А жена, значит, зациклилась на преподавании иностранных языков и не ведала, что у нее под носом творилось? Если верить общительной Степаниде Михайловне, она о чем-то догадывалась, но насколько реальное подтверждение эти догадки получили — вот что хотелось бы знать!
— А Надежда Сергеевна не могла застать… какую-нибудь неподходящую сцену? Для того, чтобы уволиться с работы, тем более они работали здесь не один год… Разумовы достаточно долго работали в университете?
— О да! Анатолий Федотович учился здесь, потом поступил в аспирантуру… и так далее, пошел по восходящей. Он — наш, коренной…
— Ну вот, видите! Он лучшие годы свои отдал университету — и вдруг ушел. Согласитесь, причина должна быть достаточно серьезной.
— Не знаю. Возможно, и было что-то… С нами они свои чувства не обсуждали. Только по каким-то намекам догадываешься… Анатолий Федотович человек был закрытый, необщительный, и Вера Иосифовна лишнего слова никогда не скажет. Когда она с мужем разводилась… и видно было, что переживает, а спросишь: «Нет, ничего, все нормально». Тяжело иногда с ними, — с усталой улыбкой сказала Степанида Михайловна, как говорит о своих питомцах воспитательница детского сада в конце напряженного трудового дня.
Ясно: именно себе она отводила роль заботливой няньки, призванной следить за всеми проказами и глупостями, которые по неопытности своей совершают непутевые шалуны-преподаватели.
Слушая ее, я вдруг вспомнила о противоположностях и разочарованиях, которые посулили мне гадальные кости, и подумала, что к рассказу моей собеседницы нужно относиться с некоторой долей здорового цинизма.
В самом деле: вряд ли ее непосредственная начальница только тем и занимается, что раскрывает ей душу в личных беседах. А уж покойный профессор, будучи мужчиной, тем более не должен был иметь склонность обсуждать свои личные дела с этой словоохотливой дамочкой.
Высказывать свои сомнения Степаниде Михайловне я не стала, наоборот, в самых изысканных выражениях поблагодарила ее за интересную беседу. Заслышав в коридоре четкие звуки цокающих каблуков, я поспешила помочь моей собеседнице поскорее убрать следы нашего чаепития, правильно догадавшись, что цоканье это производит не кто иной, как сама Вера Иосифовна Зильберг.
Дверь открылась, и я увидела невысокую представительную женщину, по возрасту — давно за сорок, но все еще достаточно хорошо выглядевшую. При виде ее общительная Степанида Михайловна как-то беспокойно засуетилась, а Зильберг, ни слова не говоря, вопросительно посмотрела на нее, желая узнать, что это за посторонние личности находятся в предбаннике ее кабинета.
— Это по поводу Анатолия Федотовича… из милиции… — поспешно заговорила секретарша.
