— Вы хотите, Черевин, чтобы я вас совсем царем сделал?
— На один только вечер, Ваше Величество. Утром я вам, Бог даст, бумагу верну.
* * *
Утром в кухмистерскую Петра Емельяновича Владимирова на Шпалерной, 13 явилась чертова куча народу. Распоряжался ею полковник Секеринский. Его агенты в штатском бесцеремонно обшарили всю квартиру, кухмистерскую, соседние квартиры и помещения до чердака включительно, опять разбили вазу на лестнице, а посмевшему выразить робкое неудовольствие кухмистеру пригрозили казаками-атаманцами, которые скоро, по их словам, ожидаются с минуты на минуту. Кухмистер прикусил язык и отправился на кухню сочинять щи «Батюшка Тихий Дон» с вяленым сазаном. Затем явились телеграфисты из 2-го военно-телеграфного парка и установили в гостиной телеграфный аппарат, протянув провода через задний двор прямо от квартиры Черевина.
Сам Черевин пожаловал к обеду. Отдав распоряжения командиру Новочеркасского полка на Охте полковнику фон-Лизарх-Кенигку, прибывшему на Шпалерную часом ранее, и отпустив его обратно в полк, генерал отведал горячих щей, одобрив получившееся варево, а затем вызвал посыльным из казарм роты гвардейских гренадер полковника Пастухова и электротехника роты подполковника Смирнова. Те доложили, что, как и было предусмотрено диспозицией, у них в казармах разместились жандармы во главе с полковником Каменским и устраивают в данный момент там штаб, а сами дворцовые гренадеры изготовились к бою и ожидают распоряжений. Оставив электротехника при штабе в кухмистерской, Черевин с Секеринским отправились на Патронный завод. Посреди большого заваленного пустыми патронными ящиками двора уже стояла карета, чтобы при необходимости тотчас доставить царя в Аничков дворец, и по-хозяйски распоряжались казаки-атаманцы, кормившие лошадей. В дальний угол стыдливо забились три тюремные кареты, укрытые рогожами.
— Про Сеньчукову вы что-нибудь выяснили, полковник? — спросил Черевин у Секеринского, когда они пробирались мимо серых куч шлака к дверям заводского управления.
— Мы установили, что она скрывается в Полюстровском участке у мужа, хотя пристав это категорически отрицает. Я посылал к нему статского советника Соколова, и подполковник Сеньчуков заявил, что местопребывание его супруги ему неизвестно, ей выдан паспорт и отныне она проживает отдельно своими средствами. Однако опрос в соседних домах показал, что он врет. Третьего дня я направил туда агента наружного наблюдения, но он бесследно исчез.
— Попался ваш агент приставу, так он его в кутузку и засадил, — сказал генерал. — А как у нас обстоят дела с домом Балашовой?
— Нам удалось выяснить, что еще две недели назад протоиерей Свиноредский из Сретенской церкви в Полюстрово арендовал у капитана Варакуты квартиру на сегодняшнюю ночь, и в настоящий момент туда прибыла банда, дюжины две, облаченные в казенные полушубки с малиновыми кушаками.
— Оружие при них есть?
— Огнестрельного и холодного оружия наблюдение не обнаружило, но при всех окованные на концах палки, а в сапогах вроде ножики.
— А где сейчас находится сам капитан Варакута?
— По наружному наблюдению, все еще в квартире.
— Ну, с ним мы сейчас разебермся.
Они поднялись на второй этаж и вошли в контору гильзового отделения, где уже с самого утра сидел вызванный из дома начальник гильзового отделения Огранович.
— Извольте немедленно вызвать капитана Варакуту на завод, — приказал ему Черевин, поздоровавшись. — Но предупредите вестового, чтобы пикнуть не смел о наличии здесь казаков. Мы не должны спугнуть бунтовщиков раньше времени.
— Так ведь день неприсутственный, — сказал Огранович. — Заподозрит чего-нибудь.
— Придумайте какой-нибудь убедительный повод. Это уж ваше дело. Как только прибудет — немедленно арестовать.
Дверь в контору приоткрылась, и в нее просунулась взлохмаченная голова в сдвинутой на затылок мерлушковой шапке. Посыльный перевел дух и сообщил генералу, что с Варшавского вокзала только что телеграфировали: императорский поезд прибыл и поставлен у дебаркадера, паровоз под парами.
— Государь уезжает в Гатчину? — удивился Секеринский.
— Это обманный маневр, — сказал генерал. — Мы хотим, чтобы заговорщики думали, что Государь будет бежать в Гатчину, а не возвратится во дворец. Я еду на вокзал, а вы, полковник Секеринский, сделайте так, чтобы Варакута был арестован и допрошен. Из Конвоя сведения есть?
— Они сообщили, что все готово, — ответил посыльный. — Сейчас должен для связи прибыть их сиятельство хорунжий светлейший князь Зейн-Витгенштейн-Берлебург.
— Kosaksblut, — ухмыльнулся Черевин. — Природный терец, кровяная колбаса.
* * *
В девятом часу вечера Черевин еще раз заехал на Шпалерную, чтобы убедиться, что все готово. Секеринский доложил, что капитан Варакута арестован и в настоящее время содержится под замком на заводе, однако добиться от него ничего внятного не удалось. Варакута делает вид, будто полагает, что арестован за казнокрадство, и все отрицает, а ни про какие заговоры ничего никогда не слышал. Телеграф во французское консульство протянут и проверен, один из агентов, выдавший себя за помощника телеграфиста, тайно от французов обследовал нижние помещения под гостиными и столовыми и обнаружил пороховые ящики в большом количестве. Мастеровой Кандыбин, задействованный Варакутой в медно-трубницких работах в посольстве, показал, что ящики эти доставлены по требованию Варакуты, но содержание их ему неизвестно. А сам Варакута утверждает, что не имеет к этим ящикам никакого отношения и пороховой мякоти с завода не крал.
Наличие ящиков из-под пороховой мякоти под помещениями, где будет проходить обед, повергло Черевина в ужас. Он даже нарушил данное себе обещание не пить до разрешения сегодняшнего кризиса, и тяпнул вместе с кухмистером и Агриппиной Ивановной водочки. После чего отправился в Аничков за царем. Внутри за воротами уже гарцевал наряд из казаков 3-й терской сотни, дожидаясь, когда Государь спустится и усядется в карету.
— Урядник Стопроценко где? — спросил у них Черевин.
— Отправлен к консульству на Шпалерную. Подъесаул решил, что от него будет толку больше, чем от хорунжего.
— И это правильно, — согласился Черевин.
Он вошел в парадный дворцовый подъезд и увидел, что ему навстречу уже идет император с императрицей и цесаревич с великой княжной Ксенией Александровной. Все четверо шли заметно тяжело, широко расставляя ноги и покачиваясь, словно водолазы, вышедшие на берег.
— Вы все одели, Ваше Величество? — спросил генерал.
— Все! — огрызнулся Государь, которому даже видеть Черевина сейчас не хотелось.
Убедившись, что один из казаков спешился и помогает царю с семейством сесть в карету, Черевин отправился к своим саням.
Они выехали на Невский гуськом: сперва Черевин, за ним царская карета, а конвой следовал на этот раз не сзади, как обычно, а по бокам. Кортеж переехал Фонтанку, свернул налево на набережную и покатил к Неве. Неподалеку от посольства, уже на Гагаринской набережной, им встретилась странная группа одетых в одинаковые казенные полушубки людей. Все они были сутулые, со слезящимися глазами, из рукавов торчали ужасно длинные покрасневшие от мороза руки, сжимавшие окованные железом палки. При взгляде на эту «золотую роту» Свято-Владимирской лиги, Черевина прошиб холодный пот. Не возникало сомнений, что в уличной схватке они будут стоить казачьей сотни.
