Книга Три короба правды, или Дочь уксусника, страница 12. Автор книги Светозар Чернов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Три короба правды, или Дочь уксусника»

Cтраница 12

— А вы замужем? — спросил у нее Артемий Иванович, ссыпая с листа песок в горшок с аспидистрой.

— Нет. Ко мне фосемь лет сватался очень хороший челофек с очень большим достатком, фладелец столярной мастерской герр Карл Шульц.

— И что же случилось? — Артемий Иванович насторожился и даже окунул перо в чернильницу, предчувствуя повествование о человеческой трагедии, которое можно было бы оформить в виде рассказа и послать Суворину в «Новое время» или Лейкину в «Осколки». В конечном счете, «Исповедь дезинфектора» могла полчаса и подождать.

— На дефятый год он передумал. Будете еще чаю?

— Валяй, Луиза Ивановна!

Луиза взяла самовар, и тут из двери выглянул академик.

— Извините, что беспокою вас и отнимаю время, но мне нужно обмолвиться несколькими словами с Луизой Ивановной, — сказал он. — Ну вот что, Луизушка: я поехал к семейству, а ты все проверь: чтоб заслонки в печи были задвинуты, вентиль на газовой трубе завернут, продукты от мышей укрыты, потом запрешь дверь и отдашь ключи дворнику. Вернешься после Крещения, я приеду вечером.

— Постой, постой! — вскочил Артемий Иванович. — Во-первых, когда входишь, нужно стучаться! А во-вторых, это что ж получается? Мы тебе запрет покидать квартиру огласили, а ты решил тихой сапой? Куда это ты собрался?

— К семейству, на праздники… — промямлил растерявшийся академик и посмотрел на часы: в его академической квартире на Васильевском жена с детьми уже ждали его к столу.

— Нечего на часы смотреть! Я только начал с тобою разговаривать! — прикрикнул на него Артемий Иванович.

— Прошу прощения, сударь, привычка.

— А… Рефлексы головного мозга… Так вот слушай меня внимательно, рефлектор: распоряжением градоначальника и председательствующего Санитарной комиссии городской думы в доме Вебера на Большой Конюшенной объявлен строгий карантин и велено до Пасхи никому из дома не выходить.

— Ах! — всплеснула руками Луиза Ивановна.

— Да что за…! — начал было академик, но Артемий Иванович грубо оборвал его:

— Опять за свое?! Да чтобы получить тебе разрешение выйти за полицейское оцепление, тебе одной гербовой бумаги на прошения рублей на сто исписать надо, да и ответ раньше Пасхи не получишь!

— Но что же мне делать?! — воскликнул академик жалобно. — Меня дома ждут.

— Ты толкаешь меня на должностное преступление, и только из уважения к твоим научным заслугам я тебя, скотина, покрою.

— Ах! — опять всплеснула ручками Луиза Ивановна.

— Давай сюда ключ от квартиры и пятьдесят рублей, я скажу, что ты заперся у себя и не выходишь.

Академик выскочил из дверей и подбежал к Артемию Ивановичу.

— Это уже слишком! — прошипел он, глядя снизу вверх на обидчика. — Вы переходите всякие разумные пределы.

— Ну, сиди дома, — пожал плечами Артемий Иванович и вернулся к своей рукописи.

Луиза поспешила в квартиру поставить самовар, а академик еще некоторое время топтался рядом с Артемием Ивановичем и тряс бородой.

— Это ты-то тайный советник? — оборвал Артемий Иванович его причитания. — Ладно заливать. Таких козявок не бывает в тайных советниках.

Академик побагровел от ярости и тоже убежал в квартиру, громко хлопнув дверью. Появился он через десять минут, и рассыпаясь в извинениях, протянул Артемию Ивановичу ключ и беленькую.

— То-то же! — сказал, оживляясь, Артемий Иванович. — С нашим братом лучше не спорить. Нам в Сибирь кого послать — плевое дело. А то сразу — тайный советник, тайный советник. Не дай Бог никому твоих тайных советов… Луиза, ты самовар поставила? — крикнул он вглубь квартиры. — Накрывай в столовой, академик сейчас уедет.

— Но позвольте! — побагровел академик. — Как в столовой?!

— Чего позволить?

— Позвольте мне дворника позвать вещи к извозчику снести.

— Какой дворник! Да ты с ума сошел! Я его тут покрываю, а он чуть не манифестации устраивает. Дворник в оцеплении. Сам снесешь чемоданы по черной лестнице и дворами на Мойку, чтобы ни одна живая душа не видела! А тебе, Луиза, вот пятьдесят рублей, дуй в кондитерскую. Купи нам пряников, да медовиков, да сочней, а потом зайдешь к дворничихе, дашь ей рубль — пусть и на нашу долю кутьи да рыбы, да супа какого приготовит. И еще водки купи обязательно, а то завтра не доищешься. А потом зайди к домовладельцу, может они для бедных какую птичку готовят на раздачу. Праздник великий все-таки, надо его встретить по-человечески, как положено. Фаберовский придет — то-то удивится!

* * *

Извозчик подвез Фаберовского к дому Вебера, когда на Конюшенной церкви и на Казанском соборе начали благовестить к Великому повечерию. Поляк был без очков, он спрятал их в карман шубы, так как нос под золотой оправой безбожно мерз, и поэтому все вокруг — и фонарь над подъездом, и витрина кондитерской в праздничном освещении, — расплывались яркими радужными кругами. Вдоль улицы к церкви на всенощную тянулся смутными черными тенями народ. Фаберовского посетило детское желание рождественского чуда: после всенощной все вернутся к праздничным столам, в теплые квартиры, а они с Артемием Ивановичем поедут обратно, к себе, на Мещанскую, к пустому столу — хоть покойника укладывай, — и дай им Бог хотя бы самоваром разжиться на этот вечер.

«Надо будет в кондитерской чего-нибудь на вечер прикупить», — подумал поляк, одел очки и расплатился с извозчиком.

В подъезде было еще темней, чем на улице: швейцара по-прежнему не было, и лампы не было, и единственным источником света было догорающее в лестничном камине полено. Видимо, наследники Вебера все еще были заняты дележом наследства.

Сверху раздавался какой-то дикий шум, гам, лай и тарарам — должно быть, Артемий Иванович подрался с Полканом. Нет, на чудо рассчитывать явно не приходилось. Фаберовский вновь снял мигом запотевшие с мороза очки и присел у гаснущего камина, протянув ладони к огню: наверх ему не хотелось, да и опасно было подниматься в запотевших очках— надо было хотя бы видеть, что там происходит.

Тарарам не прекращался, только лай то чуть затихал, то снова усиливался. Поляк вернул очки на нос и медленно пошел вверх по лестнице. Он миновал двери консульства, поднялся к посольской квартире, и тут сверху кубарем скатился Полкан, высоко подпрыгнув, лизнул его в нос и понесся обратно.

«Эх, сейчас бы дома сидеть», — подумал поляк, одолеваемый мрачными предчувствиями.

Он поднялся на четвертый этаж и обнаружил, что в сенях за стеклянной стеной Артемий Иванович отсутствовал. Ломберный столик лежал на боку, по полу разлилась чернильная лужа, в которой плавал листок бумаги с единственным словом «Чудо», накарябанном в правом верхнем углу, будка Полкана тоже была пуста. Зато дверь в квартиру академика была настежь распахнута, и оттуда-то как раз и доносились те пугающие звуки, которые он услышал еще снизу.

Фаберовский осторожно вошел в прихожую и прикрыл за собой дверь. По всей квартире были зажжены лампочки, по коридору плыл густой запах жареного гуся.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация