Неужели теперь, когда дело слегка подзабылось, Господь послал ему в качестве кары в первый день Рождества самого наследника, да еще не абы как, а в лице агента полиции с открытым листом от директора Департамента и в сопровождении свирепого начальника, на которого и взглянуть-то боязно?
— Какого черта вам моя фамилия? — спросил сердито Артемий Иванович. — Уж не в родственники ли вы мне набиваетесь?
«Все, пропал! — обмер кухмистер. — Сейчас велят вещи собирать — и в Пересыльную. Или разорят.»
— Что ж, любезный, отвечайте, когда вас спрашивают, — велел поляк.
— Упаси Боже! — кухмистер замахал руками. — И не думал. Оно как-то само так вышло…
— Дошли до нас сведения, — начал поляк, — что этим летом вы, как бы это помягче сказать…
— Да вы не тревожьтесь так, Петр Емельянович, — сказал швейцар. — Господа полицейские пришли вас насчет инженера Варакуты спросить.
— У нас есть сведения, что вы этим летом познакомились с проживающим напротив капитаном Варакутой и имели с ним довольно близкие отношения, как с предполагаемым женихом одной из ваших дочерей.
Глупая улыбка расползлась по лицу кухмистера, он понял, что полиция пришла не по его душу и, вероятно, не знает ничего про историю с наследством.
— Он ко мне только кушать ходит, — сказал кухмистер Владимиров. — А никаких отношений у меня с ним не было. Да и может ли здравомыслящий человек намечать себе в зятья такого вора и пройдоху, как инженер Варакута? На нем же клейма ставить негде!
— Что вы можете рассказать о нем?
— Да ничего ровным счетом. Живет он в доме напротив, ходит ко мне обедать, служит на Патронном заводе. И денежки у него имеются: обеды не рублевые заказывает, а по полтора-два рубля, с вином. А на дочек моих он и внимания не обращает, да и им он не нравится. Они говорят, что он спесивый, в сторону женского полу и не глядит. Кухмистер подумал вдруг, что если суметь окрутить Артемия Ивановича с одной из дочек, то можно взять сокрушительный реванш за свой позор. Лишь бы только это был тот самый Артемий Иванович. И Боже упаси, чтобы он не был женат!
Набрав в грудь воздуха, кухмистер спросил, покрываясь от волнения испариной:
— А вам, господин Владимиров, позвольте спросить, Иван Карпович Владимиров из псковского купечества, известный в прошлое царствование поставщик снетков, сродственником не приходится?
— Как же, батюшкой он мне покойным приходится. А Кондрат Поросятьев — дядей, потому как его родная сестра была моей матушкой. А вы что, знавали моего батюшку?
— Знавал ли я вашего батюшку! — расцвел кухмистер. — Да у меня в кухмистерской в честь вашего батюшки щи «Владимирские» со снетками по постным дням! Какой был человек! Да вот у меня даже фотографическая карточка с ним сохранилась. И что же, род его именитый купеческий множится и продолжается вашими стараниями? Поди уж, и внуки у него имеются? Ах, как жалко, что не дожил Иван Карпович до внуков, то-то бы он радовался, внучков пестовал!
— Не женаты-с мы, — отрезал Артемий Иванович. — Разве на государевой службе остается время на семейную жизнь?
— Это верно, — кивнул кухмистер. — Дозвольте вас вместе с его превосходительством вашим начальником к себе пригласить к обеду. Редко когда такие персоны посещают наше заведение.
— А что, почему бы и нет… — сказал Артемий Иванович, потирая руки. — Пойдем?
— Некогда нам сегодня по обедам ходить, — отрезал Фаберовский. — Как-нибудь в следующий раз.
— Тогда осмелюсь просить завтра пожаловать, — кухмистер знал, что нельзя упускать случай. — Уважьте старика! Обед будет исключительный, можете не сомневаться. Сам к плите встану ради такого случая. Кулебяка у меня будет сверхъестественная…
Артемий Иванович посмотрел вопросительно на поляка. Кухмистер тоже посмотрел умоляюще на Фаберовского, а потом вдруг вскочил с табуретки и, бормоча под нос: «Сейчас я карточку принесу, не извольте сомневаться», побежал вверх по лестнице за бумажником.
— У нас к вам поручение будет, — сказал швейцару поляк. — Наблюдайте за тем домом напротив да примечайте, кто туда ходит, да каких полков. Особенно нам интересен тот капитан-семеновец. Да записывайте все для памяти, чтобы не забыть. Вот вам гривенник — на тетрадку. За благодарностью с нашей стороны дело не станет, особенно если что интересное приметите.
— Рад стараться, ваше превосходительство!
— Вы только поглядите на эту фотографическую карточку! — вернулся кухмистер с фотографией кабинетного размера в деревянной рамке. — Вот ваш батюшка, а это ваш покорный слуга с лупой. Это мы с ним на комиссии по назначению вашего батюшки поставщиком императорского двора.
— Не помню, чтобы у батюшки такое звание было, — усомнился Артемий Иванович, глядя на скверное фото с двумя склонившимся над столом фигурами, больше похожими на хирургов в ординаторской, чем на купцов. — Мне бы сказали.
— Так не выгорело дело. Но кандидатами мы состояли.
— Что, снетки мелковаты оказались? — спросил поляк. — Даже в лупу не разглядеть?
— Мне бы вам два слова наедине, ваше превосходительство, — засуетился кухмистер. — Позвольте в кухмистерскую зайти.
Он отпер дверь ключом, и они вошли в темную прихожую с гардеробной и стойкой для галош.
— Ваше превосходительство, — зашептал кухмистер поляку, прикрыв дверь. — Дозвольте вас персонально с праздником поздравить.
В ладонь поляку всунулась бумажка.
— Окажите честь, завтра к нам на обед, с вашим подчиненным… Мое семейство в долгу перед вами до моей гробовой доски будет!
— Сколько там, у меня в руке?
— Пятьдесят рублей.
— А чего же ты, шельма, фотографическую карточку поддельную показываешь? Почему в комиссии по назначению поставщиков двора сзади у стенки шкаф с клистирами стоит?
В темноте щелкнула застежка бумажника, и лихорадочно зашелестели бумажки.
— Еще пятьдесят, — сказал кухмистер. — И вот еще бутылочка коньяку шустовского, ради праздника.
— Ну, и тебя с праздником. Ко скольки пожаловать?
— К шести часам.
— Ну жди, шельма. А карточку-то порви да сожги.
Выйдя из кухмистерской и дождавшись, когда Петр Емельянович поднимется к себе в квартиру, Фаберовский с Артемием Ивановичем подошли к швейцару и поляк спросил:
— Скажи, Лукич, как бы нам дом напротив осмотреть, с листом не представляясь? Может, с дворником можно договориться?
— Да дворником там Андрейка Мухоморов, которого украли, разве с ним договоришься? — махнул рукою Лукич.
— А если, Степан, мы туда как дезинфекторы? — предложил Артемий Иванович.
— Холера-то кончилась! Да и не знает нас тут никто.
— А мы туда, как к племяннику пристава Бирона. Помнишь, не хотел он нас в лавку пускать, артачился?
