— Это замечательно, — вежливо ответил я.
— Вы небось повидать их захотите? — Поскольку именно за этим я и приехал сюда из Лондона, вопрос показался мне дурацким. — Ну, само собой, их сейчас не тренируют.
— Да, конечно, — согласился я. Предыдущий сезон гладких скачек завершился полтора месяца назад. До следующего было еще месяца три. Ни один владелец, пребывающий в здравом уме, не подумал бы, что его лошади, предназначенные для гладких скачек, будут в работе в декабре месяце. Тревор Кеннет умел изрекать очевидные вещи!
— Дождь идет, — сказал он. — В неудачный день вы приехали.
На нас с Элли были плащи, а я захватил зонтик. Тревор Кеннет долго нас разглядывал и наконец пожал плечами.
— Ну, пошли, что ли...
Сам он надел непромокаемый плащ и шляпу с обвислыми полями, которая явно уже немало лет защищала его от непогоды. Он провел нас через первый прямоугольник. Мы с Элли шли за ним, Элли жалась ко мне, прячась под зонтик.
Кеннет отодвинул засов на одной из уныло-коричневых дверей и распахнул обе половинки.
— Реккер, — сказал он.
Мы вошли в денник. Реккер шарахнулся в глубину денника, пол которого был кое-как присыпан торфом. Реккер был длинноногий гнедой годовичок, довольно нервный и пугливый. Кеннет даже не попытался его успокоить — встал как вкопанный и уставился на жеребчика оценивающим взглядом. Джоди, при всех своих недостатках, с молодыми лошадьми обращался очень хорошо, никогда не упускал случая приласкать их, дружески с ними разговаривал. А может, зря я отправил Реккера именно сюда?
— Ему нужен добрый, мягкий конюх, — сказал я. Кеннет бросил на меня презрительный взгляд.
— Нечего с ними нянькаться. Неженки никогда не выигрывают.
Конец беседы.
Мы снова вышли под дождь. Кеннет с грохотом задвинул засов. Пройдя четыре денника, он снова остановился.
— Гермес.
Снова молчание и оценивающий взгляд. У Гермеса за плечами было два сезона скачек, и он уже приучился не бояться людей. Поэтому он только покосился на нас. С виду — совсем обычный конь. Но он выиграл несколько скачек, как настоящий чемпион... и проигрывал всякий раз, как я ставил на него крупную сумму. К концу последнего сезона гладких скачек он дважды пришел к финишу в самом хвосте. Джоди сказал, что Гермес перетрудился и ему нужно отдохнуть.
— Что вы о нем думаете? — спросил я.
— Ест хорошо, — ответил Кеннет.
Я ждал продолжения, но его не последовало. После короткой паузы мы снова вымелись под дождь. В деннике моего третьего жеребчика, Бабблгласса, вся угнетающая процедура более или менее повторилась.
На Бабблгласса я возлагал большие надежды. Это был задержавшийся в развитии двухлеток. До сих пор он только один раз участвовал в скачках и ничем особенным себя не проявил. Но года в три он обещал сделаться чем-то примечательным. С тех пор как я видел его в последний раз, он подрос и пополнел. Когда я сказал об этом, Кеннет ответил, что этого следовало ожидать.
Мы вернулись в кабинет. Кеннет предложил нам кофе и явно испытал облегчение, когда я сказал, что мы лучше поедем.
— Что за унылое место! — сказала Элли в машине.
— Видимо, все нарочно устроено так, чтобы владельцам не хотелось появляться здесь чересчур часто.
— Ты что, серьезно? — удивилась Элли.
— Некоторые тренеры полагают, что владельцы должны оплачивать счета и помалкивать в тряпочку.
— Но ведь это глупо!
Я вопросительно посмотрел на нее.
— Если бы я тратила такие деньжищи, — решительно сказала Элли, — я бы ожидала более теплого приема.
— Это национальная традиция — кусать руку, которая тебя кормит.
— Все вы психи.
— Как насчет закусить?
Мы зашли в паб, где кормили совсем неплохо для понедельника, а после ленча не спеша покатили обратно в Лондон. Элли не стала возражать, когда я остановился у двери своего дома, и без опаски последовала за мной.
Я занимал два нижних этажа высокого узкого дома на Принс-Альберт-роуд напротив Риджентс-парк. В первом этаже помещались гараж, прихожая и мастерская. А наверху — спальня, ванная, кухня и гостиная. В гостиной был еще балкон размером с половину самой гостиной. Я включил свет и повел Элли наверх.
— Типичная холостяцкая квартирка, — сказала Элли, оглядываясь вокруг. — Ни единой безделушки!
Она пересекла комнату и выглянула через раздвижную балконную дверь на улицу.
— А тебя не раздражает этот уличный шум?
— Мне нравится, — ответил я. — Летом я практически живу на балконе. Вдыхаю полной грудью выхлопные газы и жду, когда развеются тучи.
Она рассмеялась, расстегнула плащ и сняла его. Красное платье выглядело таким же безукоризненно свежим, как и за ленчем. Элли была единственным ярким пятном в этой кремово-коричневой комнате и, похоже, сознавала это.
— Что-нибудь выпить? — предложил я.
— Да рановато еще...
Она еще раз огляделась, как бы ожидая увидеть что-то кроме диванов и кресел.
— А игрушки ты здесь не держишь?
— Игрушки в мастерской, — сказал я. — Внизу.
— А можно посмотреть?
— Пожалуйста.
Мы снова спустились в прихожую и направились в глубь дома. Я отворил обычную деревянную дверь. За ней ковер сменялся бетоном, белый воротничок — рабочим комбинезоном, шампанское — перекурами (впрочем, я не курю). Здесь, в темноте, ждал меня знакомый запах машинного масла. Я включил яркие лампы и отступил, давая Элли пройти.
— Да это же фабрика! — она, похоже, была ошеломлена.
— А ты что думала?
— Н-не знаю... Я думала, она поменьше. Мастерская была футов пятьдесят в длину. Именно ради нее я и купил этот дом. Мне тогда было двадцать три года, и дом я купил на деньги, заработанные мной самим. Три верхних этажа я перепродал. Этого хватило, чтобы обставить мою квартиру на втором этаже. Но сердце дома было здесь, в допотопной мастерской, принадлежавшей раньше какой-то фирме, которая прогорела.
Система приводов, которая позволяла почти всем станкам работать от одного мотора, сохранилась еще с прошлого века, только теперь паровая машина была заменена электродвигателем. Я заменил пару станков, но в целом старая техника работала вполне прилично.
— А для чего все это? — спросила Элли.
— Ну... вот этот электромотор, — я показал ей компактный кожух, смонтированный на полу, — соединен вот с этим приводным ремнем, который вращает вон то большое колесо.
— Ага, — она задрала голову.
— Колесо присоединено к вон тому длинному валу, который идет под потолком вдоль всей мастерской. Когда вал вращается, он приводит в движение другие приводные ремни, которые идут к станкам. Сейчас покажу.
