— Для меня это означает «да».
— Это не означает «да». Я просто не могу говорить с тобой об этом.
— Нет ничего такого, о чем бы ты не мог поговорить со своей Abuela.
— Поверь мне, есть некоторые вещи… — Он умолк. Abuela смотрела на него одним из своих знаменитых выразительных взглядов, и Джеку внезапно пришла в голову интересная мысль. — Ты утверждаешь, что нет ничего такого, о чем мы с тобой не могли бы поговорить?
— Nada, нет, — твердо ответила она.
— Отлично. Я хочу поговорить о Бехукале.
— Причем тут Бехукаль?
— Я ездил туда. Когда мы с Софией были на Кубе.
Она помертвела.
— Почему ты ничего не сказал мне?
— Потому что… — Его грызло чувство вины. Он чувствовал себя так, словно собирался обрушить все зло мира на ее голову. — Потому что я встречался с младшей сестрой Селии Мендес.
Abuela побледнела. Голосом, натянутым как струна, она проговорила:
— Вы мило с ней побеседовали?
— Даже очень.
— О чем же вы говорили?
— О моей матери.
— Зачем тебе это было нужно? — Она перешла на испанский, и Джек ответил ей на том же языке.
— Потому что я хочу знать о ней все.
— Джек, тебе необязательно было ездить к семейству Мендесов, чтобы поговорить о своей матери. Я могу рассказать тебе все, что тебе нужно узнать о ней.
Глаза их встретились, и внезапно Джек почувствовал, что тонет в море самых противоречивых эмоций. Он был сердит на нее, за то что она не рассказала ему всего. И, тем не менее, он не мог не испытывать жалости к этой замечательной женщине, которая оказалась такой гордой, такой ревностной католичкой, глубоко впитавшей в себя мораль своего поколения, что должна была солгать собственному внуку, чтобы тот не подумал, будто его мать была падшей женщиной. Он подался вперед и постарался, чтобы голос его прозвучал как можно мягче.
— Abuela, я люблю тебя. Я никогда не сделаю тебе больно. Но я хочу знать правду.
— Какую правду?
Он изо всех сил напрягал свой далекий от совершенства испанский, поскольку хотел сформулировать вопрос как можно деликатнее. Наконец он подобрал нужные слова, взглянул ей в глаза и спросил:
— У меня есть сводные брат или сестра на Кубе?
У Abuela перехватило дыхание. Она глубоко вздохнула, грудь у нее поднялась, и на мгновение Джеку показалось, что ему придется набирать номер 9-1-1.
— Кто это тебе сказал?
— Фелиция Мендес. Младшая сестра Селии.
— А почему ты вообще расспрашивал ее об этом?
— Я не спрашивал, я…
— Для чего ты занялся этим, зачем ты раскапываешь ту старую историю? — произнесла она резким дрожащим голосом. — Твоя бедная мать, да упокоит Господь ее душу, что она подумает? Зачем нужно сыну очернять ее память?
— Я чту ее память. Я просто пытаюсь понять, кем она была на самом деле.
По щекам Abuela ручьем потекли слезы, и морщинки, образовавшиеся от старости и тревог, направляли поток ее печали.
— Я хочу, чтобы ты прекратил это, — проговорила она.
— Прекратил что?
Она вскочила на ноги, размахивая руками. Потом ударила себя кулаком в грудь и воскликнула голосом, который обжег его:
— Я хочу, чтобы ты прекратил разбивать сердце своей бабушки!
Джек хотел сказать что-нибудь, но не мог найти нужные слова. Он с болью смотрел, как она, плача, выскочила из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась — Abuela вбежала в свою спальню.
Он обвел взглядом комнату, задержался на столе и наконец уставился на старую фотографию Abuela и своей матери. Они обнимались, широко улыбаясь, а на заднем плане виднелись раскрашенные в яркие цвета пляжные зонтики на фоне бирюзового прилива. Люди на фотографии искрились счастьем и радостью. Тишина в комнате становилась все более гнетущей, и Джек почувствовал боль в груди, похожую на сожаление, и печаль длиной в целую жизнь. В голове его безостановочно вертелась одна и та же мысль.
«Abuela ничего не стала отрицать».
«Я больше не единственный ребенок».
Глава двадцать пятая
По мере приближения судебного разбирательства Джек все больше времени проводил в обществе Софии. Они заключили соглашение о том, что Джек возьмет на себя обязанности ведущего судебного адвоката защиты. Однако София по-прежнему играла очень важную роль в подготовке к заседанию, особенно после того как Джек пообещал Линдси, что София будет отвечать за непосредственное общение с Брайаном.
— Ну что, удалось договориться об интервью? — поинтересовался Джек.
София уселась за стол для переговоров.
— Все та же старая история. Я звоню мистеру Пинтадо. Он обещает сразу же перезвонить мне и назвать день, когда я смогу встретиться с его внуком. После чего он пропадает, и я о нем ничего не слышу.
— До суда осталось десять дней, — сказал Джек. — Мы должны поговорить с ним.
— Может быть, нам придется обратиться к судье.
— В самом крайнем случае. Мы будем выглядеть в его глазах плохими парнями.
— Я знаю, что и Линдси это не понравится, — заметила София. — Хотя бы потому, что это плохо отразится на Брайане.
Раздался стук в дверь. Вошла секретарь Джека и принесла заказанную им еду. Говядина с апельсинами и цыпленок с орехами кешью из ресторана в китайском квартале Нью-Чайнатаун. Джек отодвинул бумаги в сторону, освобождая место для тарелок с едой.
— Хотите узнать один из самых охраняемых в мире кулинарных секретов? — спросил Джек.
— Какой? — полюбопытствовала секретарь, расставляя картонки с едой на столе.
— Белый рис, или гомалоценхрус виргинский. Американцы кубинского происхождения готовят его лучше китайцев.
— Не стану спорить. Но как вам понравился рис, когда вы были на Кубе?
— Там он по карточкам. Как и все остальное. Если только вы не турист. Но я могу долго рассуждать на эту тему, так что лучше не начинать. — Джек положил себе немного говядины. — Не хотите присоединиться к нам, Мария?
— Нет, благодарю. Не буду мешать вам поглощать пищу для мозгов, вы же два ученых юриста. Но не будьте таким серьезным, Джек, нельзя же все время только работать. Пригласите девушку куда-нибудь, как вы на это смотрите?
Джек и София обменялись взглядами, а потом хором ответили:
— Доброй ночи, Мария.
Дверь закрылась, и вот уже третий вечер подряд они проводили время вдвоем. София поковырялась в своей тарелке палочками для еды, потом поставила ее обратно на стол.
