Книга Окончательный расчет, страница 60. Автор книги Фридрих Незнанский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Окончательный расчет»

Cтраница 60

Шмелев едва заметно шевельнулся, но головы по-прежнему не поднял.

— Не думай, что я преувеличиваю, когда говорю о фронте. — Голос Дениса стал тверже. — Или в сентиментальность впадаю… Но ты и без меня знаешь, как больно терять товарищей, сколько мы их потеряли там… И лучше бы я тебя потерял так, чем как сейчас… Лучше бы… Помнишь, как мы с тобой познакомились?.. Я помню! Потому что это был самый страшный на тот момент день для нас — для меня, для Самохи, для Щербака… Во время вылазки погиб наш товарищ, отличный парень — весельчак, умница, высококлассный профи…

Не знаю, откуда тебя тогда перебросили к нам, да и перебросили ненадолго. Но всю ночь ты тогда провел с нами, у костра, песни пел — наши песни, фронтовые, потом Высоцкого и даже Окуджаву. Для нас. И ты тогда стрелял во врагов, а не в своих…

— Какие они свои, эти сучары-ворюги?! — Выкрик Шмеля, резко вздернувшего голову и уставившегося на Дениса горевшими темным огнем глазами, застал врасплох и Турецкого, тоже слушавшего Дениса с опущенными глазами, и самого Грязнова-младшего. Оба они вздрогнули, а охранник, неподвижно стоявший у дверей кабинета, сделал шаг в сторону Шмелева.

Короткой паузы хватило, чтобы Денис взял себя в руки и ответил Василию.

— Кашев, — покачал он головой, — был хорошим, честным мужиком, а вы его убили… Видишь ли, так уж вышло, что Виктория Кашева, его жена… Прости, теперь уже вдова… была моей клиенткой, я за последние недели узнал об их жизни и о них самих практически все. Она была ему достойной женой: замечательного мужества женщина! Единственное, о чем просила, — возможности посмотреть в глаза убийцам Виктора… В твои глаза, Вася! В твои!..

Шмелев издал какой-то неопределенный звук и глянул в глаза владельца «Глории».

— Уйди отсюда, — тихо произнес Шмель. — Уйди, Денис.

Он медленно перевел взгляд на хмуро смотревшего на него Турецкого и, усмехнувшись, кивнул головой:

— Твоя взяла, «важняк»… Чего ты хочешь от меня услышать? Вроде и так все знаешь. Да и я не дурак, чего именно мне светит, догадываюсь…


Альберт Вронский, споткнувшись об очередной попавшийся под ноги не замеченный им узел, отлетел прямехонько на подоконник и едва устоял на ногах, вцепившись в его мраморный край. Не удержавшись, он чертыхнулся, тут же поймав на себе укоризненный взгляд Альбины Борисовны.

— Извини, мамуль… — пробормотал Альберт. — Никак не могу свыкнуться с этими упаковками… Нет, все-таки не погорячились мы с тобой?

— Ты же знаешь, что нет, — пожала она плечами и вновь продолжила прерванное занятие: Альбина Борисовна аккуратно и терпеливо оборачивала газетной бумагой хрустальные бокалы, подаренные когда-то еще на ее свадьбу с отцом Альберта.

— Не исключено, что мы с тобой продешевили насчет доплаты, — продолжал настаивать Вронский. — А иначе с чего этот богатенький Буратино так спешит?..

— Именно «с того», что он, как ты выразился, богатенький Буратино, — покачала головой мать, укладывая в картонную коробку из-под телевизора очередной бокал. — Разумеется, он доплатил за срочность оформления документов, проще говоря, взятку дал… Но все это исключительно потому, что ему хочется как можно быстрее приступить к ремонту… Можно понять! И мы с тобой не продешевили! Не такая уж я непрактичная, как ты думаешь! К твоему сведению, прежде чем вообще давать объявление, я целую неделю маркетингом занималась!..

— Чем-чем ты занималась? — фыркнул Альберт, не подозревавший, что его мать знает такие слова.

— Изучением цен на рынке, — серьезно пояснила Альбина Борисовна. — А ты думал, если я бывшая актриса, так уж и обязательно дурочка?

— Господь с тобой, мамуль! В жизни ничего такого про тебя не думал!

— Ну-ну, — туманно прокомментировала она слова сына. — И вообще, не стоит подозревать всех и каждого в намерении обмануть таких обычных людей, как мы с тобой. Если бы у нас были такие деньги, как у нашего покупателя, возможно, мы бы тоже давали взятки этим паразитам чиновникам, чтобы не путались под ногами! Я, конечно, понимаю, у тебя профессия такая — подозревать…

На этом месте Альбина Борисовна несколько поздновато прикусила язык и с тревогой глянула на сына, моментально отвернувшегося к окну: в последние недели Альберт, взявший в «Глории» очередной отпуск, как аргументировал он сам, из-за переезда, разговоров на тему своей профессии не приветствовал… Во всяком случае, настроение у него при ее упоминании портилось моментально. В какой-то момент после его возвращения из Северотуринска Альбина Борисовна даже всерьез опасалась, что ее Алик впадет в самую настоящую депрессию…

Альберт, казалось, не обратил ни малейшего внимания на то, что мать замолкла, а через паузу заговорила о необходимости позвонить еще в одну фирму перевозок — специализирующуюся исключительно на роялях и пианино:

— Ты меня слышишь, Алик?.. Я же тебя еще вчера просила позвонить, а ты забыл! Как мы, по-твоему, повезем инструмент? Это же наша главная семейная ценность, старый «Беккер», периода расцвета фирмы… Не помню, говорила ли я тебе… Дерево для него специально вымачивали более десяти лет, потом долго сушили, и лишь после этого… Ты меня слушаешь?..

Альберт молчал, словно увиденное за окном, с которого уже были сняты гардины и даже тюль, поглотило не только все его внимание, но и способность говорить тоже. Так оно на самом деле и было…

Смотрел он вовсе не на щедро распустившуюся в их тенистом дворе майскую зелень, не на детскую площадку, которую отделяли от набережной высокие и, вероятно, очень старые деревья.

Смотрел он на стройную, черноволосую женщину в легком темном платье, белом коротком пиджачке и белых босоножках, стоявшую под их окнами, напротив подъезда… Поначалу ему показалось, что он ошибся. Однако, спустя мгновение, женщина подняла голову и задумчиво посмотрела на их окна… Альберт Вронский почувствовал внезапный приступ тошноты, словно был он не настоящим мужиком, оперативником известного московского ЧОПа «Глория», а склонной к обморокам дамочкой из позапрошлого века.

За его спиной что-то говорила Альбина Борисовна, все еще упрекавшая сына за невнимательность и рассеянность. За пыльными стеклами окон звенел отдаленный птичий гомон и детские голоса, доносившиеся с площадки, перемежающиеся строгими и не очень окриками мамочек в адрес расшалившихся не в меру чад.

Однако для Альберта Вронского в данный момент в мире царила абсолютная тишина. И в этой тишине очень медленно Евгения Петровна Шмелева подняла руку, чтобы поправить соскользнувший с плеча ремень изящной белой сумочки. Пристально посмотрела на окно, в котором, словно прикипев к месту, застыл Альберт, и… улыбнулась.

Как завороженный Вронский наблюдал за Женей: вот она — тоже неправдоподобно медленно — покачала головой, словно и осуждая, и удивляясь одновременно, вот повернулась спиной к их дому. И пошла прочь, постепенно ускоряя шаг. Через минуту белый пиджачок мелькнул в последний раз рядом с детской площадкой и исчез за распустившимся этой ночью кустом сирени. Сирень была сорта «турецкая» и оттого необыкновенно пышная и густая: жители берегли ее как зеницу ока…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация