Первая же встреча с Наташей подтвердила его правоту. Это случилось вечером, когда Наташа возвращалась с работы, – Валера ее подкараулил. На лице бывшей подруги отразился такой явный испуг, что Скамейкин понял: он на правильном пути.
– Т-ты? Т-ты ч-чего здесь делаешь? – выдавила из себя Наташа. – Ты откуда вообще?
Ничего не ответил Валера, он только улыбался как прежде – тогда, когда они были вместе и, как им казалось, любили друг друга. Немного погодя постаралась улыбнуться и Наташа, но у нее это плохо получилось. Улыбка была вымученной и даже на дежурную не походила. А Скамейкин вместо приветствия вдруг грубо притянул к себе Наташу и попытался поцеловать. Наташа начала вырываться.
– Ты что же это, голуба моя, так встречаешь старых друзей-то? – со злобой произнес Скамейкин.
Его худшие опасения сбывались. Самолюбию был нанесен удар, мужская гордость была посрамлена.
– Ты когда освободился? – спросила Наташа, стараясь удержать разговор в цивилизованных и ни к чему не обязывающих рамках.
– Недавно, – уклончиво ответил Скамейкин. – А ты, похоже, не ждала…
Наташа промолчала, а Скамейкин продолжил:
– И я не ждал, что меня так… встретят. Могли бы и поласковее. Пять лет назад все по-другому было.
– Так все изменилось, – подала голос Наташа. – Сам сказал, пять лет прошло…
– Да, изменилось, – согласился Скамейкин и угрожающе набычился. – Поэтому есть у меня к тебе дельце небольшое. Перекалякать надо бы.
– Так говори, – тут же сказала Наташа.
– У меня тут проблемки образовались, голуба моя. Проблемки, значит… Мамашка-то моя померла, царствие ей небесное, квартиру профукала. А мне перекантоваться негде, – и Скамейкин выразительно посмотрел на подругу.
– Но… У меня тоже негде, – растерялась Белокопытова. – Я вообще-то не одна живу…
– Да нет, ты не поняла. К тебе я не пойду. А вот папашка твой, помню, был начальник большой или что-то типа того…
– Ну и…
– А то, что бабуси мне нужны, голуба моя. Ба-бу-си, – по слогам повторил Скамейкин. – Сынок-то мой как там поживает? В садик ходит? Глаза-то какие, карие, да? – взгляд Скамейкина стал очень выразительным, в нем появился оттенок безжалостности и даже предчувствие торжества.
А Наташа совсем смутилась. Она стояла и теребила свой шарфик. Скамейкин видел, что руки у нее дрожат.
– Не болеет сынок-то? – продолжал Валера и, не дождавшись ответа, продолжил: – Это хорошо, что не болеет. А муж как, работает? Мальчишку-то не обижает? Не родной ведь папанька-то… Своих не хотите завести? Второго, например, а?
Это был час психологического торжества Валеры Скамейкина. Вся его предыдущая жизнь с драками на танцульках была ничто по сравнению с этой блестящей, бьющей наотмашь по самым больным местам речью. Именно сейчас он без особых физических усилий достигал нужного для себя результата. А результат не заставил себя долго ждать.
– Т-ты чего? Тебе деньги, что ли, нужны? – спросила Наташа пересохшими губами, когда Валера исчерпал свои вопросы с подковырочкой.
– Я же сказал, ба-бу-си, – безжалостно произнес Валера. – Правильно ты все поняла, умница девочка. А то твой лошок узнает, чей сынок-то, и… Мужик таких кренделей не простит, не простит!
В этот момент взгляд Наташи стал еще более испуганным. Он был прикован к машине, которая медленно по узкой аллее двора приближалась к подъезду, около которого они с Валерой разговаривали. Но она быстренько взяла себя в руки и отстранилась от Скамейкина:
– Все, мне пора.
– А, твой, что ли, приехал? – понятливо осклабился Скамейкин. – Тачка ничего себе, ничего… Ну, так я тебе позвоню. Телефон у меня записан, Вовка Цыпин дал.
И быстро отошел в сторону. Уже потом он наблюдал, как Наташа дождалась, пока муж припаркует свою машину и выйдет. Видел, как они перебросились парой слов и зашли вместе в подъезд. Он с неким чувством злорадства отметил про себя, что никакой особой теплоты друг к другу эта пара явно не испытывает. Собственно, Валера к этому моменту уже осознал, что его былые чувства к Наташе улетучились. То ли после того, как он узнал о ее вероломстве, то ли гораздо раньше, еще там, в тюрьме, просто он тогда не отдавал себе в этом отчета, по инерции продолжая считать, что любит Наташу Белокопытову…
Позвонил он ей через несколько дней и в безапелляционной форме потребовал приготовить деньги. А вскоре получил ответ, что деньги готовы и ему нужно лишь только подойти в десять часов утра к цирку. Однако, когда он явился в назначенный час в назначенное место, Наташа не пришла…
* * *
– Не убивал я ее, не убивал, – горячо убеждал Валера Скамейкин, сидя напротив меня. – Потому что совсем мне это не надо! Даже не потому, что… любил когда-то, а…
– Из-за денег, понятно, – продолжила его мысль я.
– А что, она, по-вашему, нормальная девчонка, что ли? – взвился Валера. – Спуталась с каким-то лохом, жила с ним там, развлекалась, квартиру вон себе оформила, пока я срок мотал! Пускай башляет теперь, короче…
Скамейкин выдал эту фразу, а потом вдруг понял, что Наташи-то теперь нет и башлять уже, увы, некому. И снова опустил голову.
– А бабки кто-то спер. Крыса позорная. Спер… Мои бабки-то, – неожиданно заключил он. – Поэтому-то я вас и решил попасти чуть-чуть. Думал, вы тут в деле. Или выведете на того, кого надо. А Кирилл – мой, – вдруг сжал он кулаки. – Мой пацан. Я специально в детский садик ходил. Видел его.
Лицо Скамейкина немного потеплело.
– Короче, мой, и все. На меня похож, – убежденно заключил он. – По глазам похож. А бабки я найду.
– Нет, Валера. Вряд ли ты их найдешь, потому что у тебя нет четкого ответа на вопрос, что ты делал с девяти до десяти часов утра в тот день, когда убили Наташу, – сказала я.
– Да я же говорю вам, что стрелка была забита! Стрелка у меня с Наташкой. В центре, возле цирка. И я ее ждал там… А потом, когда она не пришла, решил, что она мозги мне пудрит. Вечером позвонил – никто трубу не берет, матери позвонил, а там и сказали, что ее это… того…
– У цирка никаких знакомых, конечно, не было, кто мог бы подтвердить твои слова, – продолжила я.
– Нет, какие знакомые! У меня стрелка была!
– Ну вот, теоретически получается, что мог ты убить Белокопытову.
– Да не нужно мне это! – чуть не разорвал на себе рубаху Валера. – Бабки потому что она бы мне давала, я что, дурак, что ли, бабок лишаться, ее убивать? А так потихоньку и давала бы… Я бы крутанулся как-нибудь. А то ни прописки, ни работы…
– Ну, хорошо, – согласилась я. – Но в милиции все равно никто тебе не поверит. Скажи мне лучше, кто знал о ваших делах с Наташей?
– Каких делах?
– Денежных. О той встрече у цирка, например.
