— А к трупу говно не липнет, Глеб. Трупу на говно насрать. Ты говоришь, ни в чём не виноват… Но он сам предлагал Барышеву бизнес на десятки миллиардов баксов… Глеб, когда человек лезет в такую игру, его поздно жалеть. Это профсоюз…
— Что?
— Профсоюз. Каждый должен знать опасности своей профессии. Лезешь в пекло — будь готов к пуле.
Малыш опять вскочил на ноги и расхаживал по камере, натыкаясь на стены.
— Репу разъебёшь, будешь так прыгать… Значков, Малыш, хотел легализации марихуаны. Того, о чём мечтают миллионы, которым надоело трястись над каждым косяком, потому что непонятно, где купить следующий. Которых любой мент ни за член собачий может сунуть в скворешник… А ты…
— Глеб, успокойся. Значков приблизил день легализации… Он теперь станет символом…
Матадор наконец поднялся. В глазах его вспыхнули недобрые огоньки.
— О символах заговорил? Учителя кинул и заговорил о символах?
Заскрежетал дверной засов, в двери замаячила встревоженная усатая голова.
— Брысь! — крикнул Малыш.
Голова исчезла. Матадор осёкся, снова лёг и отвернулся к стене.
— Буква «у», — торжественно-насмешливо протянул Малыш. — Учитель… Учитель мне говорил и тебе говорил, что мораль включается, пока ты выбираешь себе работу. А когда ты уже выбрал, то не задаёшь лишних вопросов.
Малыш помолчал, ожидая реакции Матадора. Реакции не последовало.
— Когда контора меня сдавала после этой кавказской истории, учитель согласился, чтобы меня сдали.
— Он не мог ничего поделать, — сказал Матадор. — Он переживал…
— Так и я не мог ничего поделать, — рассудительно сказал Малыш, — Вы меня сдали. Силовики меня подобрали. Я что, должен был гнить в лагере? Сохранять верность учителю, который очень переживал, но поделать ничего не мог? Он, между прочим, и тебя кинул. Это он украл девку.
— Подлец, — повернулся и поднялся на локтях Матадор, — Отмазаться хочешь, валишь всё на Коменданта…
— Дурак, — спокойно продолжал Малыш. — Ему нужно было тебя раскрутить. Чтобы ты рассвирепел и положил всех врагов одной левой. Барановский мужик опытный, понял, что тебя надо щучить за гениталии…
— Гонишь, — возразил Матадор.
— Позвони, спроси, — предложил Малыш.
— Кому? — не понял Матадор.
— Барановскому. Я скажу, чтобы принесли твой телефон, ты с ним свяжешься, задашь один вопрос: да или нет? Он скажет правду.
— Это чтобы у твоих паханов было ещё одно свидетельство?
— Да какое же это свидетельство, слово из подслушанного разговора… Ни один суд не примет. Потом, я тоже рискую — они тебя запеленгуют, поймут, где тебя держат… Ну? Глеб, это честная игра.
Матадор подумал, пожевал губами. Кивнул.
— Глеб, где ты? — генерал Барановский был очень взволнован.
— Я могу задать только один вопрос, господин генерал. А вы должны ответить, да или нет.
— Но… — Барановский помедлил. — Давай, Глеб, свой вопрос.
— Вы всё время знали, где была Арина? Приём, я жду ответа.
В наступившей тишине Малыш услышал, как стучит сердце Матадора.
— Да, — сказал генерал.
Матадор швырнул телефон в бетонную стену и молча лёг.
— Глеб, я приду утром, — осторожно сказал Малыш. — Ты подумай. Идеи такие. Ты идёшь работать ко мне в пару. Платят хорошо. Если соглашаешься, ложимся на пару месяцев на дно, отдыхаем. С Ариной ляжешь, Глеб.
— Ты можешь потребовать, — с горькой усмешкой отозвался Матадор. — Я поклялся тогда, в Портсване, что обязан тебе…
— Нет, — перебил Малыш. — Что я, с дубу хрястнулся? Это нужно тебе, а я должен тратить своё желание? Хорош ты, Глеб: и сёмгу съесть, и на хер сесть…
— Прежде чем лечь на дно, — глухо спросил Матадор, — надо будет давать показания?
— Ну… Надо будет что-то сказать…
— Я не буду ничего говорить, — отрубил Матадор.
— Хорошо, Глеб. Завтра прилетит генерал, я скажу ему, что ты отказываешься говорить, но готов отдыхать и стрелять… Он согласится. Говорунов у него хватает.
— Ишь ты, даже не скрывается, — удивился Сафин. — Знает, что тачанка в розыске, но всё равно катается. Герой членов.
— Генерал у нас — голова, — добавил Рундуков. — Не устаю поражаться.
Барановский понял, что во время звонка рядом с Матадором находился Малыш. Почувствовал. Почуял.
Два лучших ученика, два самых близких когда-то сотрудника. А теперь получается, что два главных врага. Как он мог не почуять!
Уже через пятнадцать минут опергруппа была у ворот специзолятора Силового Министерства на бульваре Карбышева. Изолятор был замаскирован под один из корпусов НИИ проктологии. Это было постоянным предметом шуток в московских силовых кругах. Проктология — наука о жопе и её болезнях. Такое соседство подходило Силовому Министерству.
Тёмно-зелёный БМВ оперативники обнаружили на стоянке у центрального входа в институт.
Ворота спецобъекта Силового Министерства находились метрах в двадцати от центрального входа, в тихом переулке. Пока всё шло в кассу: не успела группа прибыть на место, из ворот появился Малыш, коротко огляделся по сторонам и отправился к машине.
Тёмно-зелёный БМВ медленно двинулся в сторону улицы Народного Ополчения. Оперативная машина свернула из кустов в переулок, чтобы встретить БМВ на следующем перекрёстке. Чтобы Малыш не сразу понял, что эта охота — по его душу.
Но Малыш почувствовал, что жёлтый «Форд» промелькнул в зеркале заднего вида неспроста.
«Это ж-ж-ж неспроста», — как говаривал доктор Шлейфман.
Малыш свернул с магистрали в хитросплетения улиц имени разнообразных маршалов и генералов — Рокоссовского, Василевского, Носика, Вершинина, Берзарина…
Здесь эфэсбэшный «Форд» не сможет делать вид, что случайно закладывает повороты за зелёным БМВ. Будто погулять высунулся. Воздухом подышать.
«Форд» отстал.
Минут пятнадцать Малыш ехал в полной тишине. Глубокая сентябрьская ночь с чуть уловимым дыханием будущих морозов. Похорошевшие к Дню Пушкина улицы: иллюминация, плакаты, электрические гирлянды с цитатами из «Рыбака и рыбки». Несмотря на позднюю ночь, дорожные рабочие колдовали с асфальтом. Живёт Москва, ширится, шебуршит!
Малыш вырулил на Волоколамское шоссе, доехал до Сокола, свернул в сторону Ленинградского рынка. И увидел, что выплывающий из темноты переулка «Форд» уже ощетинился в одном из своих окон двумя блестящими стволами.
Малыш наддал газу, резко бросил машину под кирпич, во двор, пролетел в кромешной тьме меж куч кирпича и щебня. Фары выхватили мухомор над песочницей и косую надпись «ЦСКА — КОНИ».
