Крыть было незачем, и крыть теперь было нечем. Его предупреждали. Даже легендарный бабник Малыш смог продержаться без женщин четыре месяца, а он сломался на третьем… И подписал себе смертный приговор?
— Меня духи простили, — ответил Малыш на его немой вопрос. — С девкой тоже всё в порядке. А тебя, стало быть, сожгут на костре…
— Когда?
— Утром… Пока снимай штаны. Снимай штаны, я говорю. Меня к тебе послали как переводчика, чтобы ты знал всё о воле духов… Буду с тобой цацкаться — и мне жопу вывернут…
Два туземца проворно стянули с Матадора штаны и трусы, знаками приказали ложиться. Маленький портсванец — это он трахал Экху раком на последней тусовке — потянулся кривым ножом к детородному органу Матадора. Матадор закричал, дёрнулся и больно ткнулся в остриё приставленного к горлу копья. Из царапины потекла кровь.
— Не ссы, — сказал Малыш, — это символическая кастрация. Они, видишь ли, считают, что раньше пенисы у мужиков постоянно отваливались. Оставались после ебли во влагалище, пока какой-то умный дух не догадался привязывать их лубяными волокнами. Волосы на лобке — и есть эти волокна. Тебе их просто сбреют…
Ничего себе «просто»! Мелкий туземец нещадно скрёб ножом лобок Матадора, сдирая кожу кусками… Русскому офицеру!
Время до казни Матадор провёл в сложном бреду. Уходя, туземцы заставили выпить его чашку горькой жидкости — пообщаться, как перевёл Малыш, напоследок с духами. Всю ночь Матадора терзали неприятные болезненные видения, бесформенные фигуры, смутные лица, среди которых повторялось одно — квадратные глаза, решётка вместо рта, безобразный провал вместо носа.
Лишь под утро он забылся коротким сном, а когда очнулся и глянул в щель, то понял, что всё готово к аутодафе. Главный Шаман восседал на плетёном троне. Его лицо и лица четверых обступивших его приближённых были выкрашены — Матадор вздрогнул — под уродливую маску, которая являлась ему в ночных видениях. Перед троном горел костёр. Матадору стало жарко, словно он уже вошёл в огонь.
Дальнейшее он помнил смутно. Ещё давал о себе знать шаманский напиток. Как сквозь пелену Матадор увидел, что рядом с Шаманом возник Малыш. Взмахнул рукой, будто фокусник, и из горла Главного Шамана брызнула струя невиданной ало-зелёной крови. Ближайшие к Шаману туземцы выхватили ножи, но не бросились на Малыша, как того следовало ожидать.
Ближайшие к Шаману туземцы выхватили ножи и одновременно, словно в синхронном плавании, полоснули — каждый по своему горлу. К ручью крови, вытекавшему из-под упавшего Шамана, хлынуло ещё четыре притока: кровь у них была синяя, жёлтая, голубая…
Малыш в три прыжка оказался у хижины пленника, распахнул дверь. В посёлке было необыкновенно тихо. Туземцы не предпринимали ни малейших попыток напасть на Матадора и Малыша. Их, кажется, хватил столбняк. Они торчали по стойке смирно, как суслики у своих норок, и яростно вглядывались в небо.
Матадор заметил, что у одного из туземцев от напряжения глаза вращаются в глазницах, как маленькие глобусы.
Матадор подбежал к костру, зачем-то вытащил из ладони мёртвого туземца кривой обагрённый нож. Попытался встретиться глазами с Экху, которая стояла неподалёку, но её пустой взор блуждал в небесах.
— Они что… заколдованы? — спросил потрясённый Матадор.
— Угу, заколдованы… — зло ответил Малыш. — На хер надёваны. Если Главный Шаман гибнет насильственной смертью, его ближайшие ученики должны покончить с собой, а остальные срочно связаться с духами… Так в инструкции. Кажется, сработало. Не обманула Москва…
— И долго они так будут стоять? — Матадор и сам не мог сдвинуться с места.
— Да уходим же, идиот! Благодари судьбу, что они так доверяют своим духам… Ты знаешь, почему евреи победили арабов в шестидневной войне?
Последний вопрос Малыш задал уже на бегу. И сам же себе ответил:
— Потому что когда у арабов наступало время молитвы, они бросали оружие, вытаскивали коврики, становились жопами кверху и славили аллаха, пока евреи пускали им кровь… Вера — страшная сила…
Только через четыре часа они позволили себе отдохнуть.
— Я твой должник, — сказал Матадор, с наслаждением растягиваясь на берегуручья.
— О'кей, — зевнул Малыш. — Ты должен мне одно желание…
За окном светало, многоэтажный силуэт спального района плыл в сером тумане. Бледная луна едва рисовалась за облаками. Чтобы рассмотреть небольшое тёмное пятно, невесть откуда появившееся на её поверхности, Матадору пришлось напрячь зрение.
Пятно колыхнулось и медленно поплыло навстречу в сопровождение тревожного механического скрежета. Матадор резко подался вперёд из кресла — и ахнул от накатившего кошмара.
Пятно превратилось в маску. Квадратные глаза, решётка вместо рта, безобразный провал вместо носа. Матадор почувствовал отчаянное головокружение, сполз на пол, встал на четвереньки, вплотную приблизил лицо к страшной маске. На листе, выползшем из факса, прямо под изображением маски было приписано неровным почерком: «Комендант готовит подлянку».
Глава вторая
Сенсационная статья о новом наркотике — В России надо воровать — Самсон Гаев не любитгомосексуалистов, но соглашается раскручивать Голубого Мальчика — Пепельница наркомаЕжова — Матадор пускается вохоту за Акварелью — Кто такие берсеркеры? — У евреев пухленькие пальцы — Матадору предлагают дешёвый минет — Конь входит в анус
Самсон Гаев протянул руку к тумбочке, на которой высился целый Кремль из бутылок и пузырьков. Нащупал «Алка-Стоп». Микстуры от похмелья осталось на донышке. Этот пузырёк ему покупала ещё Арина.
Прошмандовка, сиповка вонючая, не жилось ей спокойненько. Не спалось ей мягонько на просторной гаевской кровати. Прошлый век, между прочим, работа гениального крепостного мебельщика. По итальянским образцам, только крепче. Арина могла убедиться, что крепче.
Ушла, виляя задницей, в свою конуру. Купленную, между прочим, на гонорары, которые он, Гаев, ей и платил. После того как увидел её в своём клубе на стриптизе.
— Ты, — говорила ему Арина, — занимаешься грязными делами.
Тримандаблядская пропиздоушина. Он её из дерьма вытащил…
Гаев потащил пузырёк с тумбочки, дёрнул локтем, бутылки посыпались. Из-под кровати вылетел кот Прометей, щедро облитый виски. Стоял теперь у комода, обтекал.
— Жирный, наглый, злобный, — говорила Арина про кота в последний вечер. — Совсем как ты.
Забыла, блядь саратовская, как трясла титьками перед всяким жлобьём в кабаке. Как ей совали в трусы долларовые бумажки, норовя угодить в промежность.
«Алко-Стоп» вырвался из ладони, разбился.
— Коз-ло-ов! — рявкнул Гаев так, что кот метнулся обратно под кровать, а на антикварной люстре начался долгий хрустальный перезвон. Голосовые связки у Гаева были развиты. В прошлой жизни он был массовиком-затейником в Парке культуры и отдыха на Таганке.
