Когда они приехали, во дворе царила страшная суматоха. Стекольщики покидали студию, декораторы же спешили занести туда свои материалы, чтобы в понедельник с самого утра приступить к работе. Те и другие сновали по двору взад-вперед, мешая друг другу, и Вебстер уже начинал закипать.
Салли отвела Изабел в предназначенную ей комнату; она была уютная, маленькая, со слуховым окном, выходившим на улицу. Изабел села на кровать, по-прежнему прижимая к груди свою шкатулку, и тихо сказала:
— Салли…
Салли села с ней рядом.
— Что, Изабел?
— Мне нельзя здесь оставаться. Нет, ты послушай… ты должна разрешить мне уйти. Я приношу людям зло.
Салли рассмеялась, но Изабел отчаянно помотала головой и, схватив ее за руку, продолжала:
— Нет, ты не смейся! Смотри, сколько бед я уже принесла — моей хозяйке, тебе… твоей собаке… это же все я, Салли, клянусь тебе! Где бы я ни была, все оборачивается плохо. На мне проклятие, такой я родилась. Ты должна отпустить меня, я буду жить одна. Найду какое-нибудь тихое местечко, где-нибудь в глуши… стану работать на земле… Но с тобой и с твоими друзьями я оставаться не должна. Ничего хорошего я вам не принесу…
— Все это чепуха! Послушай, все совсем наоборот, тебя просто Бог послал нашему магазину. Они там, внизу, с ног сбились, им необходим человек, который занялся бы конторской работой. Знаю, ты способна делать кое-что получше, но если ты поможешь нам с этим какое-то время, ты же для нас просто клад. Клянусь тебе, Изабел, я вовсе не выдумываю, это не благодеяние — кто-то должен делать эту работу. Знаю, то, что ты услышала о Макинноне, ранило тебя, но со временем боль утихнет, а нам ты сейчас просто необходима.
Наконец Изабел сдалась; в любом случае у нее было слишком мало сил, чтобы спорить. Она попросила показать ей, что нужно делать, и тотчас села за работу, безмолвная и бледная, словно пленница. Салли была встревожена.
Однако посоветоваться с Фредериком не успела, потому что, едва он возвратился от мистера Темпла, примчался Джим.
— Я нашел Макиннона, — сообщил он. — Он живет в Хэмпстеде. Мы должны отловить его, Фред. Тебе лучше бы прихватить твою трость…
Кентон-гарденс, 15, оказался аккуратной маленькой виллой. Дверь отворила женщина средних лет, очевидно, хозяйка; она была явно удивлена, увидев их.
— Я, право, не знаю… — сказала она. — Да, мистер Стоун дома, но те, другие джентльмены сказали, чтобы их не беспокоили…
— Другие джентльмены? — переспросил Фредерик.
— Да, еще два джентльмена. Приехали минут пятнадцать назад. Может быть, я лучше схожу наверх и спрошу…
— Дело очень срочное, — сказал ей Фредерик. — Если бы мы могли увидеть мистера Стоуна, мы ему объяснили бы…
— Ну, хорошо…
Она впустила их и указала на дверь напротив лестницы, на втором этаже. Сама же подыматься не стала и удалилась к себе. Тогда они подошли к двери, прислушались.
До них донесся голос, хриплый, словно его обладателю было трудно дышать:
— Да ведь ты такой подлый мерзавец, что верить тебе мы не можем. Я вот что думаю: сейчас мы отрежем тебе сперва один палец…
Фредерик придвинулся к двери вплотную. И тут же они узнали голос Макиннона:
— Я завоплю, если вы это сделаете! И придет полиция. Предупреждаю вас…
— О, ты нас предупреждаешь? — прохрипел первый голос. — Это интересно. Я-то думал, это мы предупреждаем тебя. Тем не менее, я приму к сведению твое предупреждение, ты, конечно же, станешь вопить. Но мы заткнем тебе глотку вот этим полотенцем, так что у тебя ничего не получится. Неплохой план, верно? А ну-ка, за дело, Секвилл. Заткни ему пасть понадежнее.
Джим и Фредерик взглянули друг на друга, глаза их пылали. Под вопли и звуки борьбы из-за двери Фредерик прошептал:
— Секвилл и Харрис! Нам повезло, Джим. Кастет с тобой?
Джим весело кивнул. Об этом он только и мечтал.
— Пошли, — сказал он.
Фредерик неслышно повернул дверную ручку, и они вошли.
Макиннон сидел на плетеном из тростника стуле; его руки были связаны за спиной, рот заткнут полотенцем (не поместившийся конец полотенца извивался, как эктоплазма), глаза лезли на лоб. Над ним стоял Секвилл, его хрящеватое лицо выражало растерянность. Харрис, чья физиономия выглядела так, словно его лягнула лошадь, хватал ртом воздух и пятился.
Фредерик затворил за собой дверь.
— О, да вы ненасытны, — сказал он. — Не знаете, когда следует остановиться, верно? Взгляните на ваш бедный нос. Я думал, теперь-то вы уже научены. А что до вас, Макиннон, — продолжал он, — вы пока посидите. Я хочу переброситься с вами словечком по поводу моих часов.
Внезапно Харрис шагнул вперед и замахнулся резиновой дубинкой, которая была у него в руке. Фредерик увернулся и ударил его по запястью тростью; тут же Джим вцепился в Харриса, как терьер, и обрушил на него град ударов своим кастетом, головой, ногами и локтями.
Секвилл отшвырнул стул с Макинноном в сторону. Связанный кудесник грохнулся прямо в умывальник с приглушенным воем, потом соскользнул в сторону лицом к стене, все еще с кляпом во рту и связанными за спинкой сломанного стула руками; тем временем Секвилл схватил другой стул и швырнул его в Фредерика. Но Фредерик еще до того успел сделать выпад своей тростью и, ткнув ею Секвилла между ребер, заставил его потерять равновесие — вот тут началась битва всерьез, врукопашную, лицом к лицу.
Секвилл был могучий здоровяк, но Фредерик — быстрый и ловкий, к тому же у него было преимущество: он никогда не учился боксировать и потому понятия не имел о том, что бить ногами или наносить удары ниже пояса не полагается. Что же до Джима, то он был глубоко убежден: в сражении честно все, что бы вы ни делали, потому что, если этого не сделаете вы, сделает ваш подлый враг, и потому нет никакой причины не вам оказаться первым. А поскольку наиболее подходящим объектом был злополучный нос Харриса, Джим сразу ринулся на него и лихо врезался лбом ему в переносицу, прежде чем Харрис успел крепким пинком попасть ему между ребер.
Комната была невелика: в ней помещались только кровать, туалетный столик, умывальник, буфет, пара стульев и гардероб, так что двигаться между всем этим было затруднительно. Но Харрис и Секвилл осатанели от страха; Джим от боли и злости; Фредерик от того, что видел перед собой пожелтевшее лицо Нелли Бад, безмолвно застыв шее на больничной подушке. Ни у кого из них не было ни малейшей охоты отвлекаться на заботы о мебели. Через считанные секунды вся она лежала в обломках на полу, разбитая либо о стену, либо о плечи, руки, головы, спины.
Макиннону удалось вытащить полотенце изо рта, он верещал и извивался от страха, все еще привязанный к стулу. Когда Секвилл свалился на него, пнув его по ноге, он взвыл; но когда на него обрушился еще и Джим от удара, нанесенного Харрисом, у Макиннона и вовсе перехватило дыхание; Джим между тем старался изо всех сил отползти, чтобы Харрис не успел повторить удар.
