– Софья, вы знаете, что это ребенок Альберта Львовича? Он сам сказал вам об этом?
– Нет, и не хочу, чтобы муж даже догадывался о моей осведомленности. У каждого человека есть своя тайна. Есть она и у меня. А информация эта все от того же Бориса Леонидовича, и она оплачена не только деньгами, но и моими слезами. Но это сейчас тоже не важно. Так чем я могу вам помочь?
– Расскажите все, что вам известно о Борисе Леонидовиче.
– Татьяна, хочу вас сразу предупредить, что ни о каких делах Бориса я не знаю, кроме как о нашем, как вы выразились, частном случае. Но своим субъективным мнением я могу поделиться. Альберт и Борис знакомы со школы. Их дружбу я никогда не одобряла. Борис – очень скользкий человек. Одно то, что он очень настойчиво пытался флиртовать со мной за спиной друга, говорит о многом. Мне даже вспоминать об этом неприятно. А Альберт – он честный и порядочный, он интеллигент не по социальному признаку, а по состоянию души. Он не может обидеть человека...
– А Ольга? – напомнила я.
– Да... Эта девочка... Я не хочу оправдывать мужа: по отношению к ней он поступил подло, но где-то в глубине души я его понимаю. Вы не представляете, как он ждал наследника, которого я, к сожалению, ему дать не могла. И я его не виню, потому что у самой, как говорится, «рыльце в пушку». У меня – вторичное бесплодие, последствие первого аборта. Знаете, в жизни есть такой дурацкий подростковый возраст, когда всплески гормонов вытесняют все остальное...
Она немного помолчала, потом продолжила:
– Мы уже подумывали об усыновлении ребенка, но боялись: вдруг ребенок окажется неполноценным, ведь нормальные родители, как правило, не бросают детей; вдруг кто-то из соседей узнает, а менять место жительства тоже не хотелось. Да и вообще, усыновление – это настолько сложная процедура... Короче, было очень много всяких «но».
Софья опять нервно закурила, видно, разговор ей давался слишком тяжело и воспоминания были болезненны. Через какое-то время она заговорила снова:
– Что у Альберта кто-то появился, я почувствовала сразу. Нет, он не стал ко мне хуже относиться, даже, пожалуй, наоборот. Просто началось форсирование событий. Муж сказал, что Борис «устроит» здорового ребенка без лишних хлопот. Кстати, к тому времени мне необходимо было ложиться на операцию, а они все тянули. Вот так все и получилось. Все их подтасовки были шиты белыми нитками, поэтому силой аргументов я приперла Бориса к стенке, и он, разумеется, далеко не бескорыстно, продал тайну друга. А теперь я больше чем уверена, что и мою тайну о первом аборте, а это ему было известно из истории болезни, он продал Альберту. Ну вот и вся наша история. Боюсь, ничем вам не смогла помочь...
– В общем-то я так примерно все и представляла. Софья, а вам ни о чем не говорит имя Герман?
– Нет, имя редкое, но я не знаю человека с таким именем.
– Тогда, пожалуй, пока все. Я бы не хотела сейчас встречаться с Альбертом Львовичем. Вы сейчас можете связаться с мужем?
– Да. По сотовому.
– Скажите, что Левушка уже дома, но о нашем разговоре пока не распространяйтесь. Это в наших с вами общих интересах. Мол, принесла ребенка и ушла. Договорились? Возможно, у меня возникнут еще какие-либо вопросы или потребуется помощь...
– Я ваша вечная должница за Левушку, – перебила Софья, потом немного помолчала и задала вопрос, который ей, видно, не давал покоя: – Татьяна, чем мы можем помочь матери Левушки?
– Да, ей нужна помощь, но, если вы хотите сохранить тайну, то эта помощь должна исходить не от вас, а от Альберта Львовича, и об этом я позабочусь. Разумеется, встречаться они не будут.
Хозяйка проводила меня до двери, мы тепло распрощались, и я вышла в ночь. Надо было раньше сообразить и вызвать такси, но за разговорами совсем забылось, что мой верный конь на сей раз не ждет меня у порога. Хорошо хоть, это центр города и транспорта достаточно. Я поймала частника и благополучно добралась до своего временного пристанища.
Наконец-то подходил к концу этот тяжелый, полный драматичных событий день. Теперь скорее в душ. Стоя под теплыми струями воды, я пыталась отвлечься, расслабиться. Дело закончено, заказ выполнен, можно и передохнуть. А в голове пульсировало: нет, еще ничего не закончено. Необходимо срочно позаботиться об Ольге, а значит, завтра же встретиться с Альбертом. Нельзя оставлять в покое Бориса Леонидовича, а значит, сейчас же нужно созвониться с Кирей и договориться о встрече и передаче дела. Ко всему этому надо постоянно помнить о грозящей мне реальной опасности.
Выйдя из душа, я позвонила Кирсанову. Мы договорились встретиться утром на нейтральной территории – в кафе. Встреча должна быть плодотворной, но носить неофициальный характер, так как я в этом деле фигурировать не собиралась.
Ну вот, кажется, и все. Пора спать. Завтра понадобится свежая голова. Я добросовестно пыталась уснуть, но мне никак это не удавалось. И только приняв снотворное, которым пользуюсь весьма редко, я забылась тяжелым неспокойным сном.
* * *
Утром мы встретились с Кирей. Я ввела его в курс дела: рассказала все, что знаю, о главвраче роддома, назвала адреса «квартир-оранжерей», где взращиваются в тепличных условиях «цветы нашей жизни» на продажу, предоставила информацию о предполагаемой связи этого криминального бизнеса со столицей. Умолчала лишь о выполненном заказе: фамилия Заманских не должна фигурировать нигде. Пусть спокойно живут и воспитывают малыша.
Во время моего рассказа Володя был очень сосредоточен: внимательно слушал, делал пометки в блокноте, задавал вопросы по ходу повествования, потом спросил:
– Танюш, ты, конечно, говоришь не все, что знаешь, поэтому не во все верится. Скажи, ты стопроцентно уверена, что в роддоме существует криминал? Не окажемся ли мы потом в дураках?
– Ну, дураками-то нам быть – не привыкать. Но одно для меня бесспорно – действует некий живой детский конвейер, иными словами, постоянная торговля детьми. Есть такая жуткая цепочка: продавец, молодая мама, попавшая в сложную ситуацию, – ряд посредников – покупатель. Это грязный, но очень доходный «бизнес».
– Да, Тань, еще вопрос: что ты делала у общежития, где убили девушку?
– Скажем так: случайно оказалась в нужное время, в нужном месте и стала случайным свидетелем.
– Ой ли, ой ли! – Киря с сомнением покачал головой. – Кстати, тот «жигуль», на который ты дала наводку, разбился недалеко от места преступления. С такой скоростью, в такой гололед... Водитель в реанимации в тяжелом состоянии. Вряд ли выживет.
– Понятно. Значит, если он умрет, дело закроют...
– Да, если не обнаружится каких-то новых обстоятельств.
Хотелось еще поговорить, ведь мы видимся довольно редко, но Володе пора отправляться на работу, да и у меня было одно неотложное дело. Прощаясь, Кирсанов пообещал:
– Танюш, то, о чем ты рассказала, мы обязательно будем проверять. Если действительно существует этот детский конвейер, его необходимо остановить.
