С каждым броском ее меткость явно улучшалась, но она не учла, что пытается атаковать человека искушенного в тактике ближнего и дальнего боя. Он с легкостью мог бы захватить ее при первой же яблочной атаке. Но ее горящие от возбуждения глаза, веселый звонкий смех, да и вся она, прекрасная в своей восхитительной наготе, о которой она совсем забыла в пылу схватки, сделали эту игру слишком увлекательной для него, чтобы закончить ее так быстро.
Его тактика была направлена на то, чтобы оттеснить ее в угол кровати. Когда апельсины закончились, он опустил серебряный поднос.
– Тебе придется кое-что объяснить завтра утром, – заметил он кротко. – Не то Нина подумает, что ты обезумела и начала крушить здесь все подряд.
Джоанна тряхнула головой, и последние заколки выскочили из рвущихся на свободу сверкающих локонов.
– Она тебя обвинит в этом разгроме, – заявила она, откидывая назад облепившие лицо пряди. – Ведь всем известно, что Маклины – это просто дикие, необузданные твари!
Он немного помолчал, любуясь ее обнаженным телом, чуть блестевшим от пота: его холмами, увенчанными розовыми вершинами, долиной, покрытой золотистыми завитками. Затем перевел взгляд на ее лицо, раскрасневшееся, жизнерадостное, с бровями вразлет, с длинными темно-рыжими ресницами, веснушками, сверкающими синими глазами, раскрасневшимися щеками и манящими вишневыми губами. Черт, да она любого мужчину легко может превратить в необузданную тварь!
– А что же тогда говорить о вас, леди Маклин? – спросил он с самонадеянной усмешкой.
Отбросив в сторону поднос, он встал перед ней, положив руки на бедра. И, проследив взглядом за его движением, Джоанна только сейчас сообразила, что он, как и она, совершенно голый.
– Я же просила вас не называть меня так! – воскликнула она, чувствуя, как краска заливает ей щеки. – Теперь пеняйте на себя! – И, дождавшись, когда Рори подойдет еще на три шага ближе, она схватила пузатый голубой кувшин, стоящий сзади нее на столике, и выплеснула воду прямо ему в лицо.
Рори так хорошо ее понимал, что мог предвосхитить все ее действия. И когда Джоанна вновь с визгом перекатилась через кровать, он уже ждал ее с другой стороны, держа в руках вазу с весенними цветами.
Резко вскочив с кровати, Джоанна бросилась бежать, но поскользнулась на раскатившихся по полу орехах. Рори схватил ее за талию одной рукой, а другой перевернул у нее над головой вазу. Поток ледяной воды вместе с глазастыми маргаритками, желтыми примулами, лиловыми колокольчиками обрушился на голову Джоанны.
– Негодяй! – воскликнула она, когда смогла отдышаться. – Ты только посмотри, что ты наделал!
Рори мягко усмехнулся и обхватил ладонями ее груди.
– Я позже постараюсь исправить вред, причиненный твоей прическе.
– Ну уж нет, ты и так достаточно все испортил.
Она с силой толкнула его в грудь, и он, повинуясь ее движению, завалился на пол, увлекая ее за собой. Они опустились на мягкий шерстяной ковер, их ноги переплелись, он перекатился поближе к тому месту, где на полу лежали подушки, служившие в начале их схватки метательными снарядами.
Лежа на Рори, Джоанна во все глаза смотрела вниз, на его ухмыляющееся, довольное лицо. Он напоминал ей сейчас напроказившего мальчишку, которому удалось ловко избежать порки. Он снял с ее волос застрявший там цветок колокольчика и отбросил его в сторону.
– Мне это нравится.
– А кто будет приводить комнату в порядок? – строго спросила она, приподняв бровь.
– Ну, если ты будешь хорошей девочкой и извинишься, то я, пожалуй, помогу тебе.
Он ссадил ее с себя на пол, затем поднялся, подхватил ее на руки и направился к чану с водой.
– Но сначала мы все же примем ванну.
– Рори! – тихо охнула она. – Но ведь это и в самом деле неприлично.
– Ты не поверишь, милая, но у некоторых народов это считается самым обычным делом. У них мужчины и женщины всегда моются вместе. А что касается меня, то подобная мысль просто вызывает у меня восторг.
Потрясенная подобным возмутительным заявлением, Джоанна взглянула на своего мужа. Его подбородок покрывала полуторадневная щетина, а в глубине его зеленых глаз светился хищный огонек.
Варварский зеленый камень сверкал в ухе, и древний дракон на его руке словно о чем-то предупреждал ее. И хотя на его груди покоился священный христианский амулет, Джоанна интуитивно чувствовала, что он был наполовину языческим воином, искушенным во зле этого дикого, варварского мира. Бронзовокожий, загорелый, он излучал дикую энергию и, казалось, не знал жалости.
Она не отдавала себе отчета в том, что на протяжении их шуточной дуэли, когда она швыряла в него всем, что попадалось под руку, он был откровенно сексуально возбужден. Не догадывалась она и о том, что напряжение, вибрировавшее в ее собственном теле, также уже нельзя было объяснить только возбуждением от их потасовки.
– Рори, – вдруг чуть охрипшим голосом прошептала она, обнимая его за шею.
Ее пальцы погрузились в его белокурую шевелюру, губы приникли к губам.
Он в ответ яростно поцеловал ее, погрузив в ее рот свой жадный язык. Его движения дерзко имитировали то, что совсем скоро должно было произойти между ними.
А затем он прервал поцелуй, перешагнул через край ванны и, опустившись в еще теплую воду, посадил ее прямо перед собой, так чтобы она прижалась спиной к его груди. Ее голова легла к нему на плечо, а мокрые волосы, подобно длинным извивающимся водорослям, плавали вокруг них по воде. При этом его изготовившееся к бою орудие прижалось к ее мягким ягодицам, не оставляя никаких сомнений в его истинных намерениях.
Он отвел в сторону ее волосы и, обхватив ее руками, намылил мочалку пахнущим цветами мылом из горшочка.
– Мне следовало бы приказать приготовить ванну, – сказал он с легкой усмешкой, – и отскрести Джоуи Макдональда в первый же день, когда я заметил этого покрытого сажей и краской нахального пацана, стоящего возле преподобного отца Томаса. Это сэкономило бы мне кучу времени и нервов.
Он провел мыльной мочалкой по ее грудям, нежно потер соски, и в этот миг сила ее собственного возбуждения потрясла Джоанну. Когда он только вошел в комнату, она была слишком обижена на него, чтобы догадаться, что он специально затеял с ней эту сексуальную игру. Только теперь до нее дошло, что он дразнил и провоцировал ее, играя на ее чувстве юмора и природной живости характера, чтобы преодолеть отчуждение, возникшее между ними.
А мочалка в его руке медленно скользила все ниже. Вот он уже поглаживал ее живот, бедра. Наклонившись вперед, он коснулся губами уха, затем языком обвел изгибы ушной раковины.
– Джоанна, – сказал он тихо. – Я не писал той баллады, которую Фергюс Макквистен пел на нашей свадьбе. Ни слова, ни музыку…
