Я раскрыла блокнот и стала делать вид, что стенографирую.
– А выпускники вокального отделения училища искусств составляют основу нашей оперной труппы. И здесь много громких, прославленных имен…
– Анна Михайловна, вот вы говорили о многочисленности ваших театральных цехов: костюмерный, обувной и так далее. А можно немного о декораторском искусстве, о художниках, изготавливающих декорации…
– Конечно, конечно! У нашего театра в этом плане очень старые традиции. Вот, смотрите, – она полезла в шкаф и достала большой пухлый альбом. – Здесь собраны фотографии со многих спектаклей.
Я начала листать альбом. Под каждой фотографией – надпись с указанием года и фамилии художника – автора декорации. Наконец мелькнула знакомая фамилия: Мартиросян К. А. Значит, отчество Карена начинается на «А»! Еще одно совпадение! Я для видимости пролистала альбом до конца и затем спросила:
– Скажите, можно ли узнать расшифровку инициалов художников Мартиросяна, Карелина и Федорова? – Последние две фамилии я назвала, чтобы не показать своего интереса именно к Карену, иначе пришлось бы его как-то объяснять. – Насколько возможно судить по датам, их деятельность приходится на 70—90-е годы XX века.
– Да, вы совершенно правы. Я тогда еще не работала в театре. Но их данные можно выяснить. – Она снова полезла в шкаф и извлекла из него толстую тетрадь, похожую на амбарную книгу. – Вот, сейчас: Мартиросян Карен Арташевич, Карелин Семен Петрович и Федоров Аркадий Сергеевич. А в настоящее время у нас работает тоже очень талантливый художник – Маркелов Андрей Анатольевич. Кстати, сегодня идет «Евгений Онегин», декорации к нему создавал Андрей Анатольевич.
Я поблагодарила Сухорукову, под благовидным предлогом распрощалась с ней и вышла в коридор. Обратный путь я проделала в одиночестве. Проходя недалеко от кулис, я услышала знакомое: «Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю Татьяну»… Это Гремин распевался перед спектаклем.
А мой путь вновь лежал в адресный стол. Я успела туда буквально минут за двадцать до закрытия. Но тут меня ждал полный облом – Карен Арташевич Мартиросян в Тарасове не проживал! Так было написано в справке.
Я приехала домой, поужинала, приняла душ и, решив, что завтра с утра пораньше отправлюсь к Валерию, легла спать. Перед тем как я окончательно заснула, перед моим мысленным взором возникло лицо Игоря с его огненным, буквально пожирающим взглядом, адресованным, увы, не мне…
Дом, где обитал Валерий, представлял собой трехэтажное здание с облупившейся снаружи и внутри штукатуркой, с исписанными непечатными выражениями стенами. На каждом этаже было по две двери с табличками, указывающими номера квартир. Я отыскала нужную и позвонила. Только после третьего звонка за дверью послышалось шлепанье тапок. Когда открылась дверь, я едва не задохнулась от непередаваемых ароматов коммуналки. На пороге стояла худющая женщина с орущим ребенком на руках.
– Чево трезвонишь, дите вон разбудила!
– Я к Валерию.
– Ха, еще одна шалава пожаловала!
– Клавк, кто там еще приперсси? – Позади женщины показался здоровенный толстяк в вытянутых на коленях трениках и грязной футболке, имитирующей тельняшку.
– Да вот, к Валерке рвется, – женщина скрылась за одной из дверей.
– Нашла к кому! – заржал мужик. – Да он уже неделю «квасит»… А ты ничего, – он приблизился, обдавая мое лицо смрадным дыханием. – Давай-ка махнем сейчас с тобой в ванную, кажись, она свободна, а если и не… – он не успел договорить, потому что я нанесла ему удар коленом в пах. Мужик взвыл и рухнул на заплеванный пол. Я обогнула его тушу и пошла по коридору. Вслед мне понеслись невнятные проклятия вперемежку с матом.
Я наконец отыскала комнату бывшего мужа Ольги и толкнула дверь. Она оказалась незапертой. В комнате Валерия вонь коммуналки смешивалась с алкогольно-табачным амбре. М-да, помойка по сравнению с этим местечком – просто благоухающий парфюмерный магазин! Я постаралась делать самые неглубокие вдохи и начала осматриваться: пара колченогих стульев, ободранный стол, заставленный стаканами и бутылками, какое-то подобие лежанки у окна, в углу – платяной шкаф с кирпичом, заменявшим одну из его ножек.
– Есть тут кто-нибудь? – спросила я.
Лежанка покачнулась, и из кучи тряпья вылезло некое существо с бессмысленным взглядом и всклокоченными редкими волосами на макушке.
– Вы Валерий?
Послышались какие-то нечленораздельные звуки, существо протянуло к столу дрожащую руку и, схватив одну из бутылок, начало пить прямо из горлышка. Бутылка ходила в его руках ходуном, жидкость выплескивалась, слышался стук зубов о стекло.
– Так вы Валерий? – повторила я свой вопрос, когда бутылка была наполовину опустошена.
– Ну… я… В-валерий, – засмеялся он идиотским смехом. – А ты хто такая, а?
– Жену вашу, Ольгу, убили, – проигнорировала я его вопрос.
– Лельку?! Да не может… Да-а?! – Он вдруг замолчал и приложил палец к губам: – Тс-с, тише! С-слышишь?
– Ничего я не слышу!
– Не слы-ышу! – передразнил он. – А я слышу! Эт-то Лелька, опять прит-тащилась в… гримерку, щас она свое заведет: «Валерик, п-пойдем домой, тебе уже хва-атит пить, пожалста, идем», – он окончательно перешел на передразнивание: – Ну, ща я ей: «Отстань, Лелька, те надо, ты и иди, а мне и здесь хараш-шо», – с этими словами он снова повалился на лежанку и захрапел. Изодранная, непонятно какого цвета майка задралась вверх, обнажив давно немытое тело.
Я поняла, что больше мне здесь делать нечего: Валерий потерял не только балетный, но и всякий человеческий облик. Я вышла в коридор и направилась было к выходу, как вдруг распахнулась соседняя дверь, и вышедшая из нее старушка окликнула меня:
– Слышь, дочка! Подь сюды.
У соседки Валерия все сверкало чистотой и белизной, как в операционной. Кровать застелена белым покрывалом, на столе – кружевная скатерть, даже цветы на подоконнике и те стояли в белых кашпо. Контраст с жутко запущенной «конурой» Валерия был настолько разительным, что я не смогла сдержать удивленный возглас:
– Вот это да!
– Что, дочка, нравится? – Старушка довольно улыбнулась. – Небось не как у соседа мово, прости господи, свиньи и то чище живут! Да ты садись, дочка, чево стоишь, – она пододвинула мне стул. – Уж ты прости меня, старую, подслушала ведь я, о чем ты с им балакала. Неужто Олюшку убили?
Я подтвердила.
– Господи, спаси и сохрани, святые угодники! – Старушка часто закрестилась. – Какой же супостат сотворил такое, а?
– Это сейчас выясняется. Скажите, бабушка, – я решила воспользоваться случаем и восполнить недостаток информации, – Ольга с Валерием давно разошлись?
– Да уж, почитай, шесть или семь годков тому будет. Уж как она, милая, настрадалась с им, с пьянством его беспробудным, и передать тебе не могу! Потому как любила его, ирода. Он же красавец был, высокий, белокурый, да. А танцевал как! Я ж раньше в театр-то частенько хаживала, Валерка мне эти… марки какие-то давал, по которым за так пускають…
