– И тогда он ничего не оставил дочери.
– На самом деле это ничего не меняло. Он умер в долгах, не имея даже денег для выплаты наследства Генри. Если бы Рэвенкрест и другие имения не были неотчуждаемы по закону, он бы, несомненно, потерял и их.
– Так после его смерти вы содержали обоих своих подопечных?
– Или думал, что содержал, – печально заметил он. – Я не возражал, хотя в первые два года было нелегко. После того, как мой отец умер и перестал выкачивать из имений все соки, мне понадобилось два года, чтобы поправить дела.
Джорджина смотрела на этого благородного мужчину с нескрываемым уважением и нежностью.
– А где сейчас Генри? – спросила она, двигаясь вдоль пруда.
– В моем беркширском имении, Вудхэвене. Я приобрел его полтора года назад, когда оно пришло в жалкое состояние. У Генри страсть к приведению таких имений в порядок, и он уже проделал там огромную работу, хотя еще не совсем закончил.
– А что он будет делать, когда закончит?
– Он может или оставить его себе, или продать, а на вырученные деньги купить еще одно разоренное имение, чтобы приводить его в порядок. Как уж он захочет.
Несколько минут они гуляли вокруг пруда молча, потом Джорджина задумчиво сказала:
– Мне кажется, дед и бабка Лэни боялись, что вы будете настаивать на своих правах опекуна, а Лэни будет рада вырваться из Дортон-Холла.
– И тогда они потеряют свой богатый источник дохода, – с горечью добавил он.
– Именно. И поэтому они приложили все силы, чтобы изобразить вас в самом черном цвете.
– И им это великолепно удалось.
– Да, удалось.
– А что ответила Мелани, когда вы передали ей о моих письмах и карманных деньгах?
– Я не сказала ей. Я просто спросила ее, получала ли она когда-нибудь от вас письма или деньги. Я считаю, что вы сами должны рассказать ей правду. – Она улыбнулась ему. – Ну как, не пойти ли нам домой?
Когда они с Джиной вошли в дом после прогулки, Джастин проклинал себя за то, что проводил так мало времени с сестрой. Если бы не это, то он обязательно узнал бы о двуличии ее деда и бабки.
Джина отвлекла его от грустных размышлений.
– Да, забыла вам сказать, папа пригласил одного друга пообедать с нами завтра. Я уверена, что вы найдете его общество приятным, ведь наша компания в последнее время не отличалась разнообразием.
– Она совсем не казалась однообразной, – возразил Джастин, причем абсолютно искренне. И в самом деле, он не мог припомнить, когда еще так интересно проводил время.
– Вам незачем мне льстить, – сказала она. – После того общества, которым вы наслаждались в Лондоне, мы, должно быть, кажемся вам очень провинциальными.
– Да вовсе нет! Я же говорил вам, что никогда не делаю незаслуженных комплиментов. Никогда. – Он улыбнулся ей. – А я знаком с вашим гостем?
– Думаю, нет, потому что он так же не любит Лондон, как и я, и все время живет здесь. Его зовут Роджер Чедвик.
«Я еще не совсем отказался от надежды, что Роджер сможет убедить Джорджину выйти за него», – вспомнилось Джастину. Он пристально посмотрел на девушку, но ее лицо оставалось безмятежным.
– Имение его отца здесь поблизости.
– Насколько близко? – спросил Джастин, едва не заскрежетав зубами.
– В нескольких милях. – Чертовски близко!
– Роджер – приятный человек, – продолжала Джорджина. – Я уверена, он вам понравится.
«А вот это вряд ли!» – мрачно подумал Джастин.
17
Когда Джастин вечером спустился к обеду, в гостиной была только Мелани. Увидев его, она хотела было встать с дивана, но он сказал:
– Пожалуйста, сиди.
Устроившись в кресле напротив нее, он сжал ее руки в своих ладонях. Она удивленно подняла на него глаза.
– Мелани, мисс Пенфорд сказала мне, что ты никогда не получала ни писем, которые я тебе писал, когда ты жила с дедушкой и бабушкой, ни карманных денег, которые я тебе присылал. Это правда?
Ее изумленное выражение было само по себе достаточно красноречивым ответом. Да будут прокляты эти люди за свою жадность и лживость!
Когда Мелани опять обрела способность говорить, она спросила, запинаясь:
– Ч-что... что ты мне писал?
– Помимо всего прочего, я спрашивал, как тебе нравится в Дортон-Холле, и, если нет, предлагал подумать, где тебе хотелось бы жить.
На ее лице отразилось сначала изумление, потом сомнение.
Джастин мягко сказал:
– Поскольку во всех письмах, которые я от тебя получал, ты говорила, как хорошо тебе в Дортон-Холле, и просила, чтобы я не забирал тебя оттуда, я даже не представлял, что все может быть по-другому.
Ее глаза наполнились слезами.
– Бабушка говорила мне, что писать, а я только повторяла ее слова.
– Но почему же ты так покорно слушалась, почему ни разу не написала мне правду?
– Я тебя боялась.
– Но почему? Что плохого я сделал, чтобы заслужить к себе подобное отношение?
– И бабушка, и мама рассказывали мне, как ты ужасно обращался со своей женой. – Мелани поежилась.
Джастин с трудом подавил гнев, вспыхнувший в нем при этих словах. Зная, как любила Кларисса жаловаться на него всем, кто готов был слушать, он охотно верил ей. Джастин успел забыть, насколько его безмозглая мачеха находилась под влиянием Клариссы. А Кларисса, когда ей было нужно, могла быть на редкость очаровательной и убедительной. Горестно вздохнув, он сказал:
– Каждый судит со своей колокольни, Лэни, а твоя мама знала обо мне только по рассказам моей жены. – Ее мама и не могла знать всю правду, потому что он не позволял себе плохо отзываться о Клариссе. Это шло бы вразрез с его понятиями о чести – выносить на общее обозрение свои семейные проблемы.
– И они... они предупреждали меня, что ты будешь обращаться со мной даже еще хуже, чем с ней, если заберешь меня к себе.
– И ты верила им?
Что-то в его грустном тоне, видимо, тронуло ее, потому что Мелани вдруг посмотрела на него с такой надеждой, что у него комок встал в горле.
Но она тут же передернула плечами и высвободила свои руки.
– Конечно, я верила им! – В ее глазах был вызов и гнев. – А почему бы мне не верить? Ты ведь украл у меня мое наследство!
Он взял ее за подбородок, нежно, но твердо, чтобы поглядеть ей прямо в глаза.
– Я клянусь тебе, Мелани, и Бог в том свидетель, что я никогда не брал у тебя ничего.
