Она улыбнулась, вспомнив, каким возмущенным он был, когда она предложила ему деньги. Бедный Джастин не привык, чтобы женщина вела себя так же независимо, как и он сам.
Но, одиноко лежа в своей постели, ей вскоре стало очень грустно. Ей так не хватало теплоты и близости Джастина, что она не могла уснуть.
Прошло довольно много времени, как Джорджина вдруг услышала скрип двери. Повернувшись, она увидела скользнувшую к ее кровати большую тень.
– Джастин? – прошептала она.
– Да. – Он сбросил халат и забрался к ней под одеяло.
– Почему ты пришел?
Он устало вздохнул и притянул ее к себе.
– Похоже, я могу или спать с тобой, или не спать вообще.
То же самое было и с ней. Она доверчиво прижалась к нему, мгновенно успокоившись от его близости, и через несколько минут уже крепко спала.
Когда она проснулась на следующее утро, Джастин стоял возле ее постели, завязывая пояс халата. Его непослушные черные волосы были взъерошены, а подбородок покрывала жесткая щетина.
– Доброе утро! – Она протянула ему руки.
Его губы сжались. Вместо того, чтобы принять ее приглашение, он явно пытался сдержать себя.
– Выходи за меня, маленькая оса.
Она опустила руки.
– Джастин, но мы уже все обсудили.
– А что, если ты беременна?
– Это невозможно! – воскликнула она.
– Неужели? – Он насмешливо поднял бровь. Джорджина вскинула голову.
– А если и так, то у меня даже больше причин не выходить за тебя. Я не позволю никому сделать с собой то же, что муж сделал с тетей Маргарет и ее детьми.
Джастин казался таким разъяренным, что она испуганно съежилась.
– Я не Себастьян Додд, черт возьми!
Она молча, но с вызовом глядела на него.
– Как ты только могла подумать, что я способен на такое?
Она отвернулась, не в силах выносить его гневный взгляд. Он сильной рукой схватил ее за подбородок, повернул лицом к себе.
– Так, значит, из-за необоснованного страха, что я окажусь вторым Себастьяном Доддом, ты собираешься сделать со мной то, что он сделал с твоей теткой? Ты отберешь у меня моего ребенка?
Джорджина открыла было рот, но не нашлась что ответить. Об этом она как-то не думала.
– Черт возьми, Джина, разве ты посмеешь быть такой жестокой, чтобы лишить меня всех прав на ребенка? Ребенку нужны мать и отец!
Возразить на это было нечего, но не желая соглашаться с ним, она закричала:
– Детям Додда не нужен такой отец!
Джастин выглядел так, как будто в, его сердце вонзили нож. Он больше ничего не сказал и выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Джорджина приподнялась, и на нее вдруг накатила такая сильная волна тошноты, что она зажала рот рукой и побыстрее вскочила с постели.
А что, если она действительно беременна? Боже мой, неужели именно в этом все дело?
Она побежала к тазу для умывания и наклонилась над ним, чувствуя себя так же плохо, как и в предыдущие два дня. Именно из-за таких вот приступов она и не спускалась в эти дни к завтраку. В первый день тошнота прошла к полудню и больше не появлялась. Джина тогда решила, что полностью поправилась. Но на следующее утро все повторилось сначала, и опять прошло к полудню.
Теперь же недомогание вернулось.
Джина припомнила, когда у нее должны были быть месячные, и обнаружила, что они опаздывали уже на две недели. Она положила ладонь на живот, и причудливая смесь самых разных эмоций, от счастья до страха, затопила ее.
Если бы только Джастин любил ее, она была бы счастливейшей женщиной! Но он не мог дать того, в существование чего не верил. И, кстати, вопрос о его взаимоотношениях с женой все еще не был прояснен.
«Это ты не доверяешь мне и поэтому веришь всей напраслине, возводимой на меня».
Но почему же он сам не расскажет ей правду? Джорджина расплакалась. Она ненавидела себя за эти слезы, но ничего не могла с ними поделать.
Карета быстро ехала мимо зеленых лугов, и Джорджина молча слушала, как Джастин расспрашивает тетушку Маргарет о ее муже. Сначала она думала, что Джастин, рассердившись на нее, откажется взять ее с собой, но он не возражал, когда она появилась у кареты в синем дорожном платье.
Если точнее, то он вообще не сказал ни слова, просто подсадил ее в экипаж и после этого совершенно не обращал на нее внимания. Хорошо, что тошнота прошла до того, как они тронулись в путь.
Тетя Маргарет не любила говорить о своем муже, но Джастин расспрашивал ее так осторожно и так тактично, что она невольно разоткровенничалась.
– Как долго ваш муж слышит эти голоса, миссис Додд?
– Примерно три года.
– И что они ему говорят?
– Он рассказывал, что они предупреждали его о врагах, которые находятся под властью дьявола и хотят уничтожить его. – Слезы заблестели в глазах тетушки Маргарет, и голос ее дрогнул. – Список врагов включал практически всех. Вряд ли найдется душа, на которую не пали его подозрения.
Джорджина взяла руку тети в свои и сочувственно ее сжала.
– Слуги говорили мне, что он стал очень похож на своего деда, который тоже слышал голоса. Рассказывают, что его дед был жестоким и капризным человеком. Он, не задумываясь, использовал кнут против слуг или любого другого, кто был в его власти и имел неосторожность рассердить его. Это касалось даже единственного внука. – Не в силах больше сдерживать слезы, она воскликнула: – Я так боюсь за своих бедных детишек!
Обнимая ее и пытаясь утешить, Джорджина посмотрела на Джастина. Глубокое сочувствие и сопереживание на его лице тронули ее. Прошло несколько минут, прежде чем тетушка смогла справиться с собой.
– Сколько лет вашим детям, миссис Додд? – мягко спросил Джастин.
– Мэгги, самой старшей, семь, Бет шесть, а маленькому Сету три. – Ее голос опять дрогнул. – С тех пор как ему исполнился год, я видела его только издалека. А теперь я не могу видеть своих детей даже так.
– Почему? – спросил Джастин.
– Несколько месяцев назад Себастьян приказал снять железную ограду, окружавшую дом в Додд-Парке, а вместо нее построить кирпичную стену восьми футов высотой. Он сказал, что это оградит его от врагов. Мне кажется, однако, что это было сделано для того, чтобы лишить меня возможности хоть изредка и издалека видеть моих крошек.
Карета замедлила скорость, и Джорджина выглянула из окна, чтобы посмотреть, в чем дело.
Они подъезжали к гостинице «Пять дорог», двухэтажному домику под черепичной крышей. Она имела такое название потому, что стояла на пересечении дорог, откуда они, словно спицы колеса, расходились в пяти разных направлениях.
