– Неужели тебе доставит удовольствие разрушить брак, который, если бы не ты, мог бы быть счастливым? – ледяным тоном спросил Деймон.
Лили промолчала, и он продолжал:
– Ты сильно ошиблась, оценивая размеры наследства Эдварда. Он больше не сможет позволить себе подобных подарков.
Она небрежно пожала плечами:
– Разделавшись с его состоянием, я подыщу себе кого-нибудь другого.
– Будь ты проклята! Вот когда открылась истинная Лили Калхейн!
Хокхерст едва удерживался от желания придушить эту жадную коварную стерву.
Лили жеманно улыбнулась:
– Поскольку вас так беспокоит благополучие несчастного ягненка, сколько вы сами готовы заплатить мне за то, чтобы я оставила бедного мальчика в покое?
Деймон был потрясен до глубины души. Значит, вот как поставлен вопрос!
– Тысячу фунтов, – бросил он.
Похоже, Лили была оскорблена этим предложением.
– А вы действительно такой жмот, как о вас говорят! Неужели вы так дешево цените своего бедного родственничка?
– Две тысячи!
– Скупердяй! Двадцать тысяч!
– Пять!
После долгих гневных препирательств Лили согласилась на десять тысяч фунтов.
Деймон потребовал, чтобы она принесла перо и бумагу и написала расписку в том, что по получении десяти тысяч фунтов обязуется отказаться от всяческих попыток увидеться или связаться с Эдвардом.
Лишь когда она выполнила его требование, Хокхерст выписал банковское поручение. Отдавая ей поручение, он приказал вернуть подаренный Эдвардом перстень.
Лили вдруг смутилась, но быстро взяла себя в руки и одарила его фальшивой улыбкой.
– Нет-нет! Я хочу оставить что-нибудь на память о милом мальчике.
– Не верю! У тебя чувств не больше, чем у булыжника из мостовой.
– Да, мне следовало знать, что вы в это не поверите, – усмехнулась она. – Если честно, я надеюсь получить за него в ломбарде кругленькую сумму.
Хокхерст грубо выругался.
Лили помахала у него перед носом банковским поручением.
– Предлагаю вам поскорее убраться отсюда, пока я не решила, что этого недостаточно!
Хокхерст глухо зарычал:
– Не переусердствуй! Мой кузен сразу же остынет к тебе, узнав, что я тебя бросил!
После этого он с грохотом захлопнул за собой дверь.
Прощальные слова Деймона обожгли Лили сильнее бича, несмотря на то что она сама сделала все возможное, чтобы довести его до бешенства.
Лили упала на диван, борясь со слезами – слабостью, которую терпеть не могла. Сейчас не время плакать, жестко одернула она себя. Ей предстоит много дел.
Решительно встав с дивана, молодая женщина, позвав Труду, сообщила ей, что они покидают Бат сегодня же вечером. Задерживаться здесь не имело смысла. На сцену ей больше не выходить, а встречаться ни с Хокхерстом, ни с его кузеном у нее не было ни малейшего желания.
Лили решила немедленно отправиться в Уэймут и провести две недели так, как она и собиралась раньше. Придется пропустить прощальный спектакль сезона в Королевском театре, но с этим ничего не поделаешь.
Труда занялась упаковкой вещей, а Лили отправилась нанимать дилижанс, который доставит их в Уэймут.
14
Хокхерст был не из тех, кто откладывает на потом неприятные обязанности, поэтому, выйдя от Лили, он сразу же направился к дому Эдварда. Пусть его глупый кузен увидит подписанное вероломной обманщицей обязательство впредь никогда с ним не видеться.
Деймон также намеревался рассказать ему о том, что Лили собирается заложить подаренный им перстень. Если и это не откроет молодому глупцу глаза на то, с кем он связался, его надо будет ради его же блага немедленно поместить в психиатрическую лечебницу.
Граф с горечью подумал о том, сколько пришлось заплатить за перстень его кузену. Урок для мальчишки оказался слишком дорогим!
Впрочем, ему самому был преподан еще более дорогой урок. Десять тысяч фунтов! Но это еще меньшая из бед. Гораздо мучительнее было горькое сознание того, что его предали. Хокхерст ненавидел себя за то, что так увлекся коварной актрисой. Вот что значит поверить женщине! Еще никому не удавалось выставить его таким дураком и, видит бог, никому больше не удастся.
Даже измена Оливии, случившаяся много лет назад, не причинила ему столько мук и страдания, как предательство Лили. До этого Деймон даже представить себе не мог, что женщина способна нанести ему такую глубокую рану.
Молодой лакей, открывший дверь дома, попытался было сказать Хокхерсту, что мистер и миссис Сент-Клеры никого не принимают.
– Меня они примут, – ответил Деймон, отстраняя слугу и проходя в зал. – Где мой кузен?
Лакей указал глазами на малую гостиную. Деймон решительно шагнул в нее и изумленно застыл в дверях.
Эдвард и Сесилия слились друг с другом в страстных объятиях.
После случившегося сегодня утром граф меньше всего на свете ожидал увидеть такое. Он понимал, что ему следует незаметно покинуть комнату, но поразительная картина, открывшаяся его взору, требовала объяснений.
Поцелуй молодых супругов грозил затянуться до бесконечности, и Хокхерсту пришлось кашлянуть.
Молодой муж испуганно вздрогнул. Увидев, кто нарушил их с Сесилией уединение, он гневно воскликнул:
– Ястреб, черт побери, кто дал тебе право так бесцеремонно врываться к нам?
Хокхерст не обратил на кузена никакого внимания, так как увидел повернувшуюся к нему Сесилию. Произошедшая с ней перемена была столь разительна, что он с трудом верил своим глазам. Исчезли капризно надутые губы и несчастный взгляд. Сесилия смотрела на своего мужа с обожанием.
А Эдвард, похоже, снова был в нее влюблен.
Несомненно, молодые супруги наслаждались примирением. Хокхерст не мог этого понять, так же как не мог понять и произошедшее с Сесилией волшебное превращение.
Он высказал ей свою радость по поводу ее счастливого и довольного вида, но не приминул прямо спросить о причине столь приятной перемены.
– Теперь я знаю, что муж действительно любит меня! – смущенно покраснев, ответила она.
Гром и молния, бедная девочка сказала бы совсем другое, узнав про перстень, подаренный ее супругом Лили.
– Понимаете, – с жаром продолжала Сесилия, – я думала, что Эдвард разлюбил меня, после того как я, вынашивая ребенка, стала толстой, неуклюжей и некрасивой.
Хокхерст подумал, будет ли какой прок, если он скажет, что ее сделала некрасивой не беременность, а мученический вид, который она добровольно приняла на себя.
