— А вот мне бы очень хотелось иметь бальный зал. — Она спокойно встретила его взгляд. — Эндрю, знаешь…
— Что?
— Кажется, опять настало время попытаться завязать дружбу между нами. Начали мы очень хорошо.
Прежде чем он отвернулся, Челси успела заметить боль в его глазах.
— Эндрю?
— Зря ты вышла за меня, — бросил он. — Тебе было бы лучше без меня, даже с испорченной репутацией. Я никогда не сделаю тебя счастливой. Просто не смогу.
— Ты уже делаешь мня счастливой, когда не отдаляешься и не отталкиваешь меня своим гневом, которого я не понимаю. — Челси подошла к нему и положила руку ему на локоть. — Почему ты мне не доверяешь?
Она почувствовала, как под ее пальцами напряглись мышцы его руки. Эндрю продолжал молча смотреть в стену.
— Почему ты не откроешь мне истинную причину своего нежелания появляться в свете? — снова заговорила Челси. — Причину, по которой ты постоянно держишь меня на расстоянии и начинаешь злиться, стоит мне приблизиться? — Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно мягче. — Причину своего странного утреннего поведения? Ведь ты поторопился убежать, чтобы ничего не объяснять.
Эндрю повернулся лицом к Челси. В его глазах появился опасный блеск. Она же смотрела на него спокойно, отказываясь отступать, так как догадывалась: он хочет испугать ее и заставить уйти. И еще она догадывалась, что его крохотная частичка — та самая частичка, о существовании которой он, возможно, и не подозревает, — жаждет сострадания и понимания.
Эндрю отдернул руку.
— Думаю, на этом мы закончим разговор, — холодно произнес он и вышел.
И на этот раз Челси не побежала за ним. Она долго стояла посреди бального зала и размышляла, а потом гордо вскинула голову и пошла в свою комнату. Oна чувствовала себя побежденной, и ее душили слезы. Вот и все, что она сможет вспомнить о первом утре супружества.
Дверь в ее комнату была приоткрыта. Она вошла внутрь. В спальне царил полумрак. Тихо притворив за собой дверь, Челси приблизилась к кровати, скрытой под балдахином. В ней вспыхнула робкая надежда, что сейчас она отодвинет штору и увидит Эндрю — доброго, раскаивающегося, жаждущего и готового продолжить то, что они начали в подъездной аллее.
Челси раздвинула шторы и не раздеваясь упала на кровать. Слезы жгли глаза. «О Эндрю!»
Она поняла, что постель пуста, только когда коснулась матраса. Вернее, не совсем пуста. В постели ее ждал Пятнистый.
«Слишком много приключений для первой брачной ночи», — сказал Эндрю. Челси уткнулась лицом в подушку и расплакалась.
Глава 24
Поднимаясь наверх, Эндрю услышал стук копыт и понял: Сомерфилд уехал. Отовсюду до него доносилось перешептывание слуг, обеспокоенных появлением нового хозяина.
Когда Эндрю остановился возле комнаты Челси, из-за двери послышались сдавленные рыдания. Он взялся за дверную ручку и замер. Его переполняли стыд и страх. Он не догадывался, что Челси умеет плакать. И вот сейчас она плачет и плачет из-за него. Он почувствовал себя последним мерзавцем. Надо пойти к ней и успокоить, но что он может ей сказать? Что может предложить? Правду? Или полуправду? Или наглую ложь?
Его пальцы соскользнули с ручки. Он провел рукой по лицу и сорвал ленту, удерживавшую волосы.
«Оставь ее в покое, — говорил он себе. — Оставь ее в покое хоть ненадолго». Они оба расстроены, разбиты и утомлены после свадьбы, нападения и бессонной ночи. Ей нужно время, чтобы приспособиться. Ему нужно время, чтобы набраться смелости рассказать ей. Черт, возможно, им обоим нужно какое-то время пожить раздельно.
Эндрю понял, что выискивает предлоги. Он не привык делить свою жизнь с кем-то, и тем более с женщиной, не говоря уже о том, чтобы с кем-то откровенничать. Одна мысль об этом приводила его в дрожь. Нет, лучше все же удалиться на некоторое время. Ему нужна лаборатория. Любая лаборатория. Место, где можно отгородиться от мира, остаться одному, где можно спокойно думать.
Эндрю пошел дальше по коридору.
Позади одной из парадных гостиных он нашел небольшой кабинет с письменным столом, бумагой, пером и чернилами. Написав записку, он запечатал ее, вернулся к комнате Челси и положил ее на пол рядом с дверью, а затем направился к лестнице, убеждая себя в том, что поступает правильно. Рыдания, слава Богу, стихли. Или, возможно, он просто не захотел их услышать.
Эндрю вышел из дома и побрел на конюшню. Ньютон выжидательно посмотрел на него. Жеребец был утомлен, и Эндрю не хотел ехать на нем в Лондон. Однако другие лошади в конюшне оказались либо слишком стары, либо хромы, либо малы для его роста. У него возникло впечатление, что эти несчастные коняги нашли здесь приют благодаря его добросердечной жене и теперь превратились в обычных домашних животных. Все, за исключением гнедого жеребца в последнем деннике. Несмотря на коротковатую спину, он был очень красив: длинная светло-желтая грива, темные глаза и белое пятно, спускавшееся со лба к верхней губе.
Эндрю погладил его по шее. Наверное, это знаменитый Шейх, отказывающийся покрывать кобыл и ставший косвенной причиной того, что Челси приняла возбудитель, который изменил их жизнь. Он мрачно усмехнулся. Пусть Шейх и отвезет его в Лондон.
Десять минут спустя Эндрю уже скакал по дороге.
Когда Челси проснулась, в комнате еще было темно.
Несколько мгновений она недоумевала, почему у нее так тяжело на душе, а потом все вспомнила.
Эндрю так и не пришел к ней. Рядом, разметавшись поперек кровати, храпел Пятнистый. Челси погладила его. О, до чего же ей грустно! Как ребенку, которому пообещали игрушку, но так и не дали. Как девственнице, которая не дождалась обещанного поцелуя. Как брошенной невесте.
Челси осторожно, чтобы не разбудить собаку, выбралась из постели и подошла к окну. Ежась от холода, она раздвинула шторы и с удивлением обнаружила, что в ночном небе все еще ярко сияют звезды.
Господи, который же сейчас час? И где, ради всего святого, ее муж?
Она позвонила своей горничной. Казалось, миновала целая вечность, прежде чем Анна, зевая, вошла в комнату со свечой в руке.
— Анна, который час?
— Час ночи, миледи.
— Час ночи? Сколько же я спала? Анна вдруг сконфузилась:
— Весь день, миледи. Мы знали, что вы переутомились, и решили вас не будить.
— А где мой муж?
— Уехал, миледи. Утром взял Шейха и до сих пор не вернулся.
Челси ошарашенно уставилась на девушку:
— Он взял Шейха? И грум позволил?
— Грум предупредил его, но его милость захотел взять коня, и Ходжес говорит, что не осмелился противоречить.
Челси схватилась за голову. Она спасла горячего арабского скакуна, забрав его из бродячего цирка. Шейх боялся и презирал людей — очевидно, это объяснялось тем, что он сильно от них настрадался. И тут Эндрю решил взять его. Он до сих пор не вернулся. О Господи! Челси попыталась прогнать кошмарные видения, тут же возникшие у нее перед глазами. Вот ее муж лежит на дальнем выгоне, беспомощный, со сломанной ногой, и не может позвать на помощь. А вот его бездыханное тело, холодное и окоченевшее, скрывает ноябрьский мрак. А вот… Она тряхнула головой.
