И подпись: Болтон.
Более — ни слова. Ни слова о решении адмиралтейства относительно его компетентности, ни слова о положении дел на борту «Суррея». Лишь приказ вернуться в Портсмут — немедленно. Деймон стиснул зубы, гнев закипал в его груди. Но тут в библиотеку вошла Гвинет. Она положила руку ему на плечо, и маркиз тотчас успокоился.
— Плохо? Как ты и ожидал? — спросила она.
— Гораздо хуже.
Ему не следовало обольщаться и думать, что они оставят его в покое. Не следовало рассчитывать на то, что его освободят от обязанностей тюремщика. Он полагал, что они не посмеют его побеспокоить, поскольку он все-таки маркиз. Но вот она — ирония судьбы. Что ж, придется вернуться в Портсмут и подать в отставку. В конце концов, все зависит от его решения.
Деймон подошел к письменному столу. Набросав несколько строк, адресованных Болтону, сунул письмо в конверт и запечатал его. Посыльный в испуге посмотрел на маркиза.
— Пока обогрейтесь, — сказал ему Деймон, передавая конверт. — Я распоряжусь, чтобы Бритуэлл накормил вас перед дорогой.
Маркиз взял жену под руку и повел ее к выходу.
— Я попробую угадать, в чем дело, — сказала Гвинет, вглядываясь в лицо мужа. — Тебе нужно возвращаться в Портсмут.
— Конечно. Я должен был и сам понимать, что они от меня так просто не отстанут.
— Ты долго там пробудешь?
— Нет. Я подам рапорт об отставке и тотчас же вернусь.
— Деймон, ты говоришь так, будто собираешься ехать один.
— Разумеется, один.
Гвинет похлопала его по плечу.
— Подумай получше, мой дорогой. Я с тобой непременно поеду.
Казалось, что это путешествие никогда не закончится. Маркиз с супругой ехали в старинной семейной карете, которой давно никто не пользовался. Тем не менее карета выглядела великолепно. Следом за ними, в другом экипаже, ехали Рианнон и Софи с верным Матти. Дождь, начавшийся на второй день после свадьбы, лил несколько суток подряд, дороги на всем пути к Портсмуту размокли. Вполне естественно, что такая погода вряд ли способствовала хорошему настроению, и Гвинет прилагала максимум усилий, чтобы развеселить мужа. Она не понимала причины его состояния: то ли он был раздражен тем, что прервали его медовый месяц, то ли его угнетала перспектива снова оказаться в той атмосфере, которую он ненавидел всеми фибрами души. То ли у него были какие-то иные глубинные мотивы. Она склонялась к тому, что здесь была совокупность разных причин. Гвинет не могла не замечать озабоченности Деймона, задумчивости в его взгляде, напряженной складки у рта. Прошлой ночью, когда они легли в постель в номере одной из гостиниц, Гвинет осторожно спросила, что его беспокоит.
— Черный Волк, — только и сказал Деймон, немало озадачив ее подобным ответом. С какой стати он думает об этом таинственном человеке? Может, все объясняется тем, что они приближаются к Портсмуту? Вероятно, его тревожит тот факт, что человек, который причинил ему столько неприятностей, может снова ранить его гордость. А возможно, он просто испытывает к нему ревность. В конце концов, смущенно призналась себе Гвинет, Черный Волк хоть один раз, да поцеловал ее и весьма разволновал этим поцелуем. Гвинет однажды необдуманно упомянула его имя, когда они с Деймоном лежали на маковом поле.
Очевидно, Деймон отнесся к этому весьма болезненно. Щадя его чувства, Гвинет решила впредь никогда не говорить о Черном Волке.
Откуда ей было знать, что у Деймона нет более горячего желания, чем поговорить о Черном Волке?
Однако время для этого пока не настало.
Они прибыли в Портсмут после полудня, когда моросил надоедливый дождь, а над старым городом висела дымка из дождя и тумана. Деймон отправил карету в арендуемый Гвинет дом и, пообещав женщинам вернуться к вечеру, поехал в бухту, чтобы завершить свои дела.
Прежде всего он зашел в контору Болтона, но там ему сообщили, что адмирала нет. Деймона ожидал запечатанный пакет с приказом Болтона; запрещающим забирать из плавучей тюрьмы кого бы то ни было, в том числе тринадцатилетнего американского мальчишку. Кипя от гнева, Деймон уселся в карету и велел вознице ехать в док. Там он сел в шлюпку и направился к плавучей тюрьме «Суррей».
Закутавшись в плащ, Деймон сидел на влажном сиденье, наблюдая за тем, как из туманной мглы подобно привидению начинает вырисовываться старый корабль. Он не мог разобраться в себе — не понимал, какие чувства испытает при взгляде на судно после всего, что с ним произошло. К его удивлению, он не ощущал ни напряжения, ни страха, хотя его воспоминание, связанное с этим кораблем, было малоприятным: он помнил, как его повалили на землю и стали избивать. Вполне естественно, что не ощущал он и ностальгии. И если в его груди и шевелилось какое-то чувство, то это было скорее горькое осознание своей беспомощности и неспособности что-либо изменить в жизни пленников. Страдания их закончатся лишь по окончании войны. Вот такая простая и печальная истина.
Редли встретил его на палубе, в глазах его читались презрение и неприязнь. Он даже не счел нужным поинтересоваться здоровьем Деймона, и Деймон, холодно кивнув, прошагал мимо собравшихся членов команды в свою каюту и закрыл за собой дверь.
Он стоял в каюте, глядя, как по окнам стекают капли дождя. Вот кровать, тщательно убранная, словно он лишь сегодня покинул корабль. Стекло, которое некогда Гвинет разбила веслом, было уже вставлено, и по нему стучал дождь. А вот и пятно на полу — напоминание о последней страшной ночи на корабле.
Деймон сел на вращающийся стул и в задумчивости уставился на пятно. Страха не было. Лишь какая-то непонятная пустота в груди…
«Я не принадлежу к этому миру. И никогда не принадлежал. Я лишь хочу завершить то, что должен, и отправиться домой».
А дома ждет Гвинет.
Раздался стук в дверь.
— Деймон?
— Да, Питер, входи.
Дверь распахнулась, и на пороге появился капеллан. Он некоторое время молча смотрел на Деймона, карие глаза его при этом слегка увлажнились. Медленно закрыв за собой дверь, он протянул руки и шагнул к Деймону.
— Она это сделала, — пробормотал Питер, обхватил Деймона за плечи и стал осматривать с ног до головы, как если бы видел перед собой Лазаря, восставшего из гроба. Наконец он расплылся в широкой улыбке и хлопнул маркиза по спине. — Видит Бог, она это сделала! Деймон застенчиво улыбнулся:
— Только не пытайся уверить меня, что ты до такой степени удивлен.
— Деймон, уж поверь мне — если бы ты видел себя в тот момент, ты бы понял, что выжить для тебя было равносильно чуду. Мы оба, адмирал и я, поняли, что если кто и может тебя спасти, то только леди Симмз. — Питер отступил на шаг и покачал головой. — Надеюсь, ты должным образом отблагодарил леди Симмз за ее подвиг.
— Если можно считать достаточной благодарностью тот факт, что я сделал ее маркизой, то да.
