Габи закрыла глаза. Значит, торговцы наркотиками приходили за ней в дом на Палм-Айленд. Там они наткнулись на Дэвида Фотергила и избили его, когда он отказался дать им нужную информацию. Вероятно, неудавшаяся попытка взять ее в заложницы заставила их искать сестру Санта-Марина на балу-маскараде в Вискайе.
Уже несколько часов Габи оставалось только гадать, что сделают с ней колумбийцы, когда обнаружат свою ошибку.
Мнимая сестра Санта-Марина уже готова была снова разрыдаться, когда в помещение вошел старший колумбиец в сопровождении пилота. Они долгое время стояли, разглядывая ее. Наконец старший мужчина сказал что-то по-испански.
— Мы тебя не обидеть, — перевел пилот. — Когда твой брат понимать, мы тебя не трогаем, он сделает то, что мы хотим. Мы оставили для него послание в Майами.
Габи подняла голову. Она до смерти боялась этих людей, их образа мышления, диких правил жизни. В ее глазах они были животными.
— Вам придется отвезти меня назад, — хрипло произнесла она.
Пилот скрестил руки на груди.
— Санта-Марин должен делать с нами бизнес. Вот что мы хотим. — Не дождавшись от нее ничего, кроме бессмысленного взгляда, он продолжал: — С нашим Тигром очень трудно иметь дело. С тобой мы его убедить.
Наш тигр!
Именно так называл его бабалао. Да, с ним трудно иметь дело, тут она не могла не согласиться. Теперь Габи понимала, что оказалась вовлечена в какую-то грязную историю, попала в эпицентр разборок между Джеймсом и колумбийскими нарко-дельцами.
Пилот переминался с ноги на ногу.
— Мы оставили в Майами сообщение, что забрали тебя. С тобой ничего не случится, пока мы ждем ответа. Но если мы будем ждать долго, нельзя ни за что поручиться.
Дверь сарая с шумом распахнулась, в помещение ворвался порыв ветра с дождем. На пороге остановился молодой колумбиец с пледом в руке.
— Было б лучше, — сказал пилот, поглядывая на другого мужчину, — если бы твой брат поторопился с ответом.
В одном из ближайших сараев работал коротковолновый приемник. Габи слышала его. Между шквалами непогоды в ее убежище проникали резковатые голоса, раздающиеся в радиоэфире. Прислушиваясь к звукам, Габи предположила, что колумбийцы дожидаются ответа от Джеймса.
К этому времени Санта-Марин, разумеется, понял, что все члены его семьи на месте. О Боже, подумала Габи, вспомнит ли о ней Джеймс, поймет ли, что именно ее держат в плену колумбийцы?
Сейчас «Таймс джорнэл», вероятно, уже уведомил полицию о пропаже одного из своих сотрудников. Шансы найти ее не особенно велики.
Болотистая равнина надежно скрывала контрабандистов. Представители правопорядка постоянно прочесывали эти места в поисках замаскированных посадочных полос и тайных складов, в одном из которых она теперь находилась. В газетах то и дело мелькали статьи на эту тему.
Связанные руки Габи распухли от нарушенного кровообращения; она их уже почти не чувствовала. К полудню она снова заплакала от боли.
Молодой колумбиец принес на тарелке немного бобов и риса, но она отвернулась. Парень сунул в стянутые веревкой руки Габи вилку, которую она не могла отбросить, так как онемевшие пальцы не слушались ее.
— Я не развязывать руки. Ты кушать. — Не дождавшись ответа, колумбиец пожал плечами и поставил тарелку на пол. Однако на этот раз он не торопился уходить. Приблизив к Габи мясистое скалящееся лицо, он стал медленно снимать с ее губ клейкую ленту. Она сдиралась вместе с кожей, и колумбиец наблюдал за болезненной реакцией пленницы.
— Ты ему не сестра, — тихо произнес он.
Габи смотрела на него, широко раскрыв глаза от страха.
Колумбиец аккуратно положил кусок клейкой ленты рядом с тарелкой с бобами и рисом.
— Да-да, ты ему не сестра. — Он расплылся в улыбке. — Я знаю. Ты не говорить по-испански.
Габи задрожала, чувствуя, как большие пальцы расстегивают крючки и петли на лифе маскарадного платья. Когда она попыталась отодвинуться, он грубо дернул ее к себе.
— Не обижай меня, — хрипло взмолилась Габи.
— Не обижать, только немного подурачиться. — Он расстегнул последний крючок и распахнул лиф ее платья. — Если Санта-Марин не отвечать, тогда мы делать больше. Но… — Он запнулся, проводя пальцем по выпуклой округлости ее груди. — Но не теперь.
Страх приводил Габи в трепет и заставлял держаться совсем тихо, ожидая следующего шага своего мучителя.
Колумбиец тяжело дышал, не отрывая взгляда от обнаженных грудей Габи.
— Ты красивая, — пробормотал он.
Неожиданно в ее голове вспыхнула злорадная мысль: он дал ей не ложку, а вилку! «Вот тупица», — подумала Габи.
Прикрыв глаза, колумбиец протянул большие мясистые руки и, накрыв ими ее груди, принялся поглаживать их круговым движением.
— Ты не должен меня трогать, — прошептала Габи.
— Не должен трогать сестру, — поправил колумбиец. Одной ладонью продолжая мять грудь Габи, он положил другую на ее колено. Габи отдернула ногу, но колумбиец с еще большей силой схватил ее и без лишних церемоний задрал тяжелую мокрую юбку.
Габи пошевелила связанными руками.
— Ты не должен меня трогать, — повторила она.
Парень отступил, не отрывая взгляда от ее нагих грудей, и расстегнул свой ремень. Габи попыталась подняться с ящика, но он поймал ее одной рукой и толкнул назад. Маленькие черные глазки налились похотью.
— Открой рот, — хрипло приказал он.
Габи упрямо сжала губы.
Колумбиец распахнул перед штанов, выставив длинную и темную от прилившей крови плоть. Он нарочито медленно наклонился к Габи, обеими руками сжал ее груди, так что образовалась глубокая узкая лощинка.
— Он убьет тебя за это. — Сказав эти слова, Габи поняла, что недалека от истины. Джеймс Санта-Марин был вполне способен прикончить это тупое жестокое животное лишь за одно прикосновение к ней. Это так же верно, как то, что она попала в ловушку и, будучи абсолютно беспомощной, вынуждена сносить грязные приставания этого негодяя.
Габи сжала зубы, когда колумбиец принялся не спеша массировать ее лицо твердым концом своей плоти. Он тыкался у ее рта, и его тяжелое неровное дыхание перекрывало шум дождя. Колумбиец сплел пальцы у Габи на затылке и крепко удерживал ее голову, судорожно ерзая своим грузным телом. Затем из его глотки вырвался то ли рев, то ли иступленный стон.
— Ты хочешь поцеловать его, — пробормотал он. — Ну скажи. — Габи молчала, и колумбиец насупил брови. — Открой рот.
Она затрясла головой.
Тогда ее мучитель положил руки ей на щеки и указательными пальцами грубо нажал на челюсть.
Все потемнело у Габи перед глазами.
Какое-то мгновение она еще терпела боль. Потом что-то внезапно нахлынуло на нее, как поток жидкого огня, и она уже не могла удержаться от того, что неизбежно должна была сделать. Ее связанные руки по-прежнему сжимали вилку. Лицо Габи исказилось от лютой ненависти, и она, собрав все оставшиеся силы перед атакой, взметнула обе руки вверх, вонзая свое орудие между толстых бедер колумбийца, прямо под качающийся кусок его плоти.
