И, несмотря на все его мысли и волнения о ней в последние недели, Магнус все еще понятия не имел, как поступит с ней, добравшись до графа Честера и его двора. В Честере Магнус должен отчитаться за свою злополучную поездку. И получить по заслугам, в той мере, в какой решит его наказать граф.
Иисусе сладчайший! Во-первых, полагал Магнус, он должен будет объяснить, почему собирать подать отправился он, а не анжуйцы, с которыми он играл в кости. Он не сомневался, что эта прискорбная история, когда он в пьяном виде спустил все до последнего пенни, не придется по нраву Честеру, его сюзерену. И, со стоном подумал Магнус, его отцу тоже.
Магнус наблюдал за цыганкой Милой, которая, сняв с огня миску с варевом, понесла ее к повозке, явно чтобы накормить тамплиера, для которого она его и состряпала. По мере выздоровления де ля Герша трудно было удержать женщин вдали от него.
Вернувшись в Честер, он с радостью понесёт наказание и, если потребуется, возместит убытки. Будет огромным облегчением покончить с этим прискорбным делом. Оставалась, правда, возможность, что, если Идэйн засвидетельствует, что потеря кораблей произошла не по его вине, его не заставят заплатить полностью за потерянный груз.
С другой стороны, эта чертова подать меньше всего его беспокоила. Самым главным для него было найти способ удержать при себе Идэйн. Сам граф Честер был достаточно снисходителен, и Магнус рассчитывал, что он посмотрит сквозь пальцы на то, что его вассал сохранит при себе свою любовницу. Конечно, при условии, что не возникнет крупного скандала из-за того, что она пожелает вернуться в монастырь Сен-Сюльпис.
При мысли об этом по спине Магнуса пробежали холодные мурашки. Конечно, она этого не захочет. Уже много дней она не спала е ним, с той самой ночи в лесу, и объясняла свое нежелание быть с ним тем, что ей необходимо ухаживать за раненым тамплиером. Каждый раз, когда Магнусу удавалось поймать взгляд ее изумрудных глаз, а это случалось нечасто, он видел в них только холодную учтивость, а иногда сквозь нее проглядывало хоть и слабое, но несомненное недоверие.
И Магнус думал, что причина ему известна. Хотя Идэйн и стала смыслом его жизни и даже самой жизнью, она понимала, что он никогда на ней не женится: Как наследник и будущий владелец графства Морлэ он не мог вступить в брак без разрешения короля Генриха. И даже если король вдруг из-за упрямого сумасбродства согласится на этот брак, оставался еще отец.
Для графа де Морлэ важнее всего было право наследования его имущества и титула. И Магнус знал, что ни за что на свете он не допустит, чтобы его сын пожертвовал своим графским титулом и положением ради неравного, а потому незаконного брака.
Значит, после всех этих долгих дней, когда он строил бесплодные планы, как избежать нежелательного для него исхода, оставалось только одно – отвезти Идэйн ко двору графа Честера. В своем отчаянии Магнус был готов продать душу власть имущим за право оставить ее при себе. Он готов был занять денег и подкупить епископа Честерского и других представителей церковной власти, чтобы они не объявляли, что она все еще остается послушницей монастыря Сен-Сюльпис, а потому запретна для него. При этом он должен будет как-то скрыть это обстоятельство от отца, всегда остававшегося верным мужем и примерным отцом, никогда не имевшим любовниц, насколько это было известно его сыну.
Иисусе, но ведь он любит ее! Он готов сказать об этом всем и каждому. Какая бы тайна ни окружала ее, он готов принести клятву, что не оставит ее на милость тех, кто мог бы обойтись с ней так, как тамплиеры, тех, кто готов был воспользоваться ее необыкновенным даром для своей выгоды, а потом заклеймить ее как «ведьму» и уничтожить.
Его не волновало, что она обладает каким-то таинственным даром, каким бы он ни был. Идэйн нуждалась в ком-то, кто защищал бы ее и заботился о ней, кто лелеял бы ее и хранил это прекрасное тело, отданное ему, единственному из всех мужчин, чтобы нежная и любящая улыбка не сходила с ее уст, а нежные и теплые руки обнимали его, как и прежде.
Как он мог отпустить ее?
Не мог, говорил себе Магнус. И, если бы ради нее ему пришлось бросить вызов самому королю и своему отцу, могущественному графу де Морлэ, он был готов поклясться всем святым, что сделает это!
Он должен был поговорить с нею, как только они доберутся до Дамфриза и он устроит тамплиера в ближайший монастырь и расплатится с цыганами.
Магнус перепрыгнул через изгородь и направился к лагерю. Прежде всего они должны собрать разбросанные по всему полю вещи, а потом запрячь лошадей и мулов в телеги. Зная нравы цыган, он не сомневался, что они провозятся до заката.
В течение нескольких следующих часов Магнус приложил немало усилий, чтобы добраться до дороги. При этом Тайрос и все его домочадцы все время громко причитали и жаловались, что не хотят расставаться с Магнусом, Идэйн и тамплиером, хотя и знали, что в конце совместного путешествия получат свои денежки.
Наконец Магнусу удалось добиться желаемого: повозки двигались в нужном направлении. Овцы, привязанные к задкам телег, следовали за ними, но, пройдя несколько футов, принялись блеять. А некоторые просто упали на дороге и отказались вставать. Цыганские псы кружили возле них, лаяли и хватали их за ноги.
Повозки остановились.
Магнус, щедро рассыпая проклятья, проехал верхом вдоль них. Чертовы овцы! Дамфриз был так близко и все же так далеко. Если бы не эти проклятые цыгане с их вечной суматохой, они прибыли бы туда к ночи. Он видел, как Идэйн, сняв с лица покрывало, вышла посидеть вместе с Милой на подножке повозки. Посреди дороги Тайрос связывал ноги овце, чтобы бросить ее на дно повозки. Налетел порывистый ветер. Магнус поднял глаза на серое сумрачное небо. Похоже, скоро пойдет снег.
В это время колонна рыцарей, следовавших из Дамфриза, доскакала до перекрестка. Передние всадники в латах неслись галопом бок о бок со знаменосцем на лошади, державшим зелено-белый штандарт, трепетавший на ветру, и рыцарь протрубил в рог, требуя освободить дорогу.
За рыцарями двигался отряд человек в сто в сверкавших доспехах и зелено-белых плащах. На горизонте показались солдаты с пиками, а дальше виднелись нескончаемые телеги, по-видимому груженные припасами.
– Повозки! Уберите с дороги повозки! – закричал Магнус.
Он поддал пятками своему коню, стараясь заставить его убраться с дороги, где цыгане спешили на помощь Тайросу обуздать жирную и упрямо барахтавшуюся овцу. При этом с его головы слетела широкополая шляпа.
Делать было нечего. Все видели это.
Передние всадники как вихрь налетели на стоявшие на дороге цыганские повозки. Попытка замедлить галоп дорого обошлась им. Один из рыцарей, пытавшийся осадить свою лошадь, чуть не вылетел из седла.
Высокий и мощный всадник осадил своего белого жеребца, и тот встал на дыбы. Показывая завидную сноровку, рыцарь прижался к его шее, пока тот молотил копытами воздух. Жеребец приплясывал на дороге, а из его рта и ноздрей хлопьями падала пена. Всадник старался успокоить его, пока не добился успеха. Другие рыцари оказались менее удачливыми. Некоторым пришлось промчаться на своих возбужденных лошадях по полю, прежде чем удалось успокоить их.
