Эти два лица были настолько похожи друг на друга в своей ярости, что некоторые из конных рыцарей расхохотались.
Секундой позже эти двое уже кричали друг и друга. Магнус орал на графа, а граф де Морлэ рычал на него.
– Ах, что это с тобой? – воскликнула жена коменданта. – Позор, да и только! Льешь слезы перед встречей с королем Генрихом, за которую каждая де вица отдала бы все на свете. – Обойдя корзину с бельем, она приблизилась к Идэйн. – В чем дело, дорогуша? Тебя мучают глупые страхи? Ты огорчаешься, что ты послушница и должна получить разрешение носить красивые платья, которые мы для тебя сшили, и что тебе будет оказано должное внимание? – Она вздохнула. – Ах, забудь о своих страхах, девушка, никто тебя не осудит. Кроме того, все это по приказу самого архиепископа.
Идэйн пожала плечами и отерла глаза. С ее стороны, было глупо плакать из-за Магнуса. Но она не могла объяснить простой набожной женщине, что король Генрих держал ее в замке Бистон совсем не для того, чтобы сделать своей любовницей. Как не могла объяснить, что тамплиеры хотели сделать ее своей пророчицей, чтобы она предсказывала будущее и помогла воинственным монахам добиться власти над миром. Не могла она объяснить ей и того, чего стоило Магнусу вырвать ее из их лап.
Идэйн тяжело вздохнула. Она привыкла считать, что Магнус может совершить все. Он стал конокрадом, бродягой, спутником вороватых цыган – его могли повесить даже за четверть совершенных им преступлений. Он дважды спасал ей жизнь. Но от мысли о подземелье в замке тамплиеров ее пробирала дрожь – это было пострашнее, чем утонуть с Магнусом в бурном море.
Бедная леди Друсилла! Жена коменданта думала, что она плачет при мысли о том, что ей придется пожертвовать королю Генриху свою добродетель. Но она плакала потому, что чувствовала себя без Магнуса такой одинокой. Он был ее утешением, ее силой, ее любовью. Все эти месяцы она пребывала в отчаянии, не зная, увидит ли его еще или проведет остаток дней своих без него.
Хотя он никогда и словом не упомянул, что они могли бы прожить жизнь вместе. Он был сыном дворянина и наследником графства. Кто-то при ней упомянул, что он уже обручен с девушкой своего круга.
Достаточно было взглянуть на его отца, графа де Морлэ, в доспехах, стоивших всего королевского выкупа, сидящего на одном из самых великолепных боевых коней, какого только можно было себе представить, окруженного рыцарями, оруженосцами и слугами, чтобы понять, как далека благородная семья Магнуса от такой безвестной сироты, как она, смиренная послушница из безвестного монастыря у границ Шотландии и Англии. И во все те часы, что они провели в объятиях друг друга, слово любовь ни разу не слетело с его губ. «И не слетит», – сказала себе Идэйн, закрывая глаза и испытывая знакомую боль.
В более спокойные минуты она отчаянно взывала к своему Предвидению, молила рассказать все о человеке, которому была обязана жизнью, о единственном человеке и мужчине, которого любила. Где он теперь? Сражался в рядах армии английского короля, как и его отец, против войск Уильяма Льва? Возможно, ему грозит опасность?
Она знала, что это так. Он хвастался, что всегда был победителем на турнирах, что всегда был удачливее других в поединках во всей Англии, что никогда не терпел в них поражения. Но он не знал настоящей войны.
А теперь увидит, какова она. И Идэйн постоянно думала об этом, хотя ей трудно было представить Магнуса, убивающего других во имя сохранения собственной жизни, убивающего других ради победы английского короля.
Среди ночи она просыпалась, садилась в постели и молилась о том, чтобы Предвидение вернулось к ней. Но, как она ни старалась, ничего не получилось. Она не слышала ни шепота, не видела обычно представавших перед нею картин, ничего. Предвидение просто исчезло. Ни малейшего намека на него.
– Сюда, девушка!
Жена коменданта подошла к сундуку и вытащила из него одно из платьев, которые дамам полагалось носить при дворе. Оно было недавно приведено ими в порядок. Это было платье из темно-зеленой шерсти с шелковым корсажем и рукавами с разрезами, позволявшими видеть оранжевую подкладку. Это было очень нарядное платье, предназначенное для праздников и танцев.
– Надень его, – сказала леди Друсилла. – Ты должна не снимать свои красивые платья с раннего утра до поздней ночи, потому что мы хотим, чтобы король видел тебя нарядной. Мне сказали, что раз он здесь, в Честере, то может посетить тебя в любую минуту. Несмотря на возраст, он человек бурного нрава. – И, слегка покраснев, продолжала: – Ну, чтобы быть честной, скажу, что наш благословенный сюзерен может явиться сюда в любой час дня или ночи, как ему заблагорассудится.
Идэйн сняла свое будничное домотканое платье, и леди Друсилла надела на нее льняную сорочку, а затем элегантное шелковое и шерстяное платье. Бедра Идэйн опоясали витым шелковым пояском с узором из цветов и застегнули на талии золотую пряжку. Золотая брошь придерживала на плечах воздушный шарф зеленого шелка, а волосы ее были покрыты головным убором из такой же ткани, а поверх него надет золотой обруч.
Жена коменданта суетилась вокруг Идэйн, по-видимому чрезвычайно довольная, стараясь надеть головной убор так, чтобы он покрывал голову Идэйн, но не скрывал ее блестящих золотых волос. Прикусив язык, пожилая дама неутомимо трудилась, накручивая волосы Идэйн на горячий стержень своими ловкими пальцами, а потом укладывая завитые сверкающие золотом пряди так, чтобы они ниспадали из-под покрывала на плечи и рукава платья. Потом она отступила, чтобы полюбоваться своей работой.
– Ах, если бы ты могла себя видеть! – В глазах леди Друсиллы стояли слезы. – Неудивительно, что король послал в приграничную глушь, чтобы тебя привезли из твоего жалкого монастыря! Это точь-в-точь как в пословице: «Красота не может дремать вечно, скрываясь меж камней и диких трав». Даже король прослышал о тебе!
Идэйн опустила голову. Монастырь Сен-Сюльпис вовсе не был таким уж жалким местом. Аббатиса, услышав столь оскорбительные слова, была бы возмущена. Но Идэйн подумала, что понимает, что хотела сказать жена коменданта.
Они сложили все остальные наряды, атласные, шерстяные и бархатные, обратно в сундуки и прибрали в комнате. Когда леди Друсилла вышла, Идэйн дошла вместе с ней до двери, чтобы глотнуть свежего воздуха и посмотреть, каких стражей поставили у ее дверей. На этот раз это были гасконцы из гарнизона, квартировавшего в замке. Когда управляющего или леди Друсиллы не было поблизости, они оставляли дверь открытой и болтали с Идэйн.
Но не сегодня. Гасконские гвардейцы были на месте и при виде Идэйн заулыбались. Однако от острых глаз леди Друсиллы это не укрылось. Она приказала рыцарям закрыть и запереть дверь, напомнив, что им грозит суровое наказание за слишком дружеское обхождение с узниками. Даже если это красивые молодые девушки.
Идэйн все еще слышала ее воркотню, когда возвращалась на свой пост у окна. Там она проводила большую часть дня, несмотря на холодный воздух, проникавший в трещины в оконном переплёте. Теперь, когда в замке появились королевские войска, по крайней мере было на что посмотреть, кроме дождя и быстро тающих хлопьев снега на булыжнике, которым был вымощен двор замка.
