— Я предпочитаю «Фрейю», — быстро произнесла она.
— Да, конечно, — откликнулся он. — «Фрейя» — настоящее чудо.
Но его взгляд не отрывался от нее.
Франческа не спрашивала, куда они направляются, ей было приятно нестись куда-то в пространство, позабыв про весь окружающий мир.
Солнце опустилось за горизонтом, Курт зажег ходовые огни и немного изменил курс. Теперь они двигались вдоль берега. В темноте, под парусами, легко двигаясь по волнам, яхта была подобна белому призраку.
Курт опустил паруса и включил двигатель. Он выбрал для стоянки тихий заливчик. В непроглядной тьме горел одинокий огонек в окнах дома, стоящего на берегу в нескольких милях от них.
— Давай поужинаем, — предложил он.
Оказалось, что над кормой можно натянуть навес, устроив уютное гнездышко. Они уселись под навесом на индонезийских расписных подушках у низкого столика из тикового дерева и поужинали салатом и гамбургерами. Франческа принесла из камбуза бутылку красного вина. Больше он не позволил ей ничего делать.
— В былые времена здесь рекой лилось шампанское, — начал Курт, когда они прилегли на подушки, и принялся набивать трубку. — Здесь было море огней, играла музыка, смеялись красивые женщины. Яхта принадлежала вьетнамскому принцу, члену императорской фамилии, который презирал буддийские традиции, пренебрегал своей культурой и был буквально помешан на всем французском. Он хотел иметь все самое первоклассное и яхту заказал скоростную, оснащенную мощным двигателем. На этом быстроходном судне, окруженный красивыми женщинами — принц предпочитал блондинок, — он бороздил морские просторы. Роскошная обстановка яхты напоминала дорогой бордель. Разразилась война, императорская семья лишилась власти, и принц был вынужден бежать из страны. Судном завладела международная шайка — двое немцев, австралиец и пара китайцев. Они нашли «достойное» применение скоростным качествам яхты — возили на ней опиум-сырец из Бирмы через Малайю американцам на Филиппины. На «Фрейе» они могли уйти от любой погони, но англичане смогли загнать их в ловушку. Немцы попали в тюрьму, австралиец куда-то исчез, а китайцы откупились за большие деньги и остались в стороне. Яхту я увидел в Бангкоке, где она, конфискованная у контрабандистов, ожидала решения своей дальнейшей судьбы. Она была в плачевном состоянии, но это не остановило меня. Я нанял тайцев, чтобы заменить все деревянные детали, они просто кудесники по этой части. Они добывают тиковое дерево в горах и оттуда на слонах спускают большие бревна. Понадобилось немало усилий, чтобы привести ее в порядок.
Взошла луна. Франческа залюбовалась лунной дорожкой на угольно-черной воде залива. Рассказ Курта свидетельствовал о его любви к своей яхте. Что бы ни говорилось в документах, Франческа знала, что яхта принадлежит только Курту Берг-строму, и представить ее в других руках было невозможно.
— Да я тебя совсем усыпил своим длинным рассказом, — поддразнил он ее. — Ну-ка, открой глаза.
Франческа выпрямилась. Голова немного кружилась, но не от вина, а от плеска волн за бортом, лунного света, огоньков свечей, колеблемых ветерком.
— Вот мой стакан, — сказал он ей. — От этого ты наверняка проснешься.
Но напиток из его стакана лишь обжег ей горло. Жидкий огонь разлился по жилам, и она от неожиданности закашлялась.
Переведя дух, Франческа сказала:
— Пора возвращаться. Меня будут ждать.
Мысли о возвращении все настойчивее посещали ее. Сегодня после обеда она прыгнула на борт яхты Курта Бергстрома и исчезла, не сказав никому ни слова. Ей вспомнилось выражение лица Джона Тартла. Что он подумал о ней, о ее безрассудном поступке?
— Они будут беспокоиться обо мне, — пробормотала она. — После тех писем с угрозами…
— Но ведь они знают, что ты со мной, — прервал ее Курт, попыхивая трубкой. — Им вовсе не о чем беспокоиться. Я смогу позаботиться о тебе куда лучше, чем все твои слуги и телохранители. — Он снова протянул ей свой стакан: — Допей-ка лучше это.
Франческа послушно осушила стакан, потом поморщилась.
— Что за гадость ты пьешь!
Беспокойство все сильнее овладевало ею:
— Я должна хотя бы позвонить. Или связаться по радио. Ведь у тебя на «Фрейе» есть радио?
Поднявшись, она вдруг ощутила какую-то слабость во всем теле. Франческа остановилась и обес-покоенно посмотрела на своего спутника.
— Не думай об этом, — сказал он, усаживая ее рядом с собой на подушки. — Я позабочусь о тебе лучше, чем твой телохранитель.
Курт помолчал. Его вопрос оказался для нее полной неожиданностью:
— Он ведь не домогался тебя?
Франческа едва слышала его, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Все ее тело пылало. Она едва сдерживалась, чтобы не броситься на шею Курту Бергстрому. Но чудовищное возбуждение нарастало, пульсировало в ней, искало выхода.
— Кто? — едва понимая, о чем он говорит, спросила она.
— Садовник. Телохранитель. Ты знаешь, о ком я говорю.
— Джон Тартл?
Франческа не могла себе представить, что Джона Тартла можно было заподозрить в подобном, и нервно рассмеялась.
— Я заметил, как он смотрит на тебя.
Снова это пламя изнутри. Франческа прижала руки к низу живота, пытаясь потушить его. Она не могла понять, что с ней происходит. Ее тело словно сошло с ума.
— Он мой телохранитель, и это его обязанность. Я уже привыкла к этому и не замечаю его.
Франческа уже не могла больше сдерживаться. Невозможно было больше не обращать внимания на странный огонь, струившийся в ее жилах. Она лежала на подушках в объятиях Курта Бергстрома, могла чувствовать тепло его тела, силу рук, обнимающих ее.
Внезапно неистовое волнение овладело ею, но куда хуже было сознание того, что ее тело жаждет его любви, что может выйти из-под контроля и диктовать свои условия. Франческа не отрывала жадного взгляда от его губ, от его лица, так близко наклонившегося над ней, что она могла различить поры на его загорелой коже.
«Постарайся думать о чем-нибудь постороннем», — велела она себе, чувствуя, как у нее кружится голова.
— Мне не хочется, чтобы ты съезжал из домика для гостей. Он твой, живи там столько, сколько хочешь. Почему ты хотел уехать тайком? Зачем забирал свои вещи, не сказав мне ни слова? — сделав над собой усилие, произнесла Франческа.
Курт вертел в руке пустой стакан.
— Не все, — тихо произнес он. — Я не забрал оттуда свою одежду.
Напряжение, которое повисло в воздухе, казалось, можно было ощутить физически. Франческе захотелось протянуть руку и коснуться его замкнутого красивого лица, приласкать его чудесное тело. «Вспоминает ли он, — пришла ей в голову мысль, — как мы любили друг друга в ту нашу первую ночь? Почему он молчит? Или он жалеет об этом?»
