Джон Тартл поднял Франческу, вынес из душной темной комнаты, внезапно заполнившейся людьми, и быстро направился к выходу из дома. Она безвольно обмякла на его руках. Франческа вдруг почувствовала себя в безопасности и прижалась к нему, вдыхая знакомый запах хвойного мыла и маленьких коричневых сигарилльос.
Она не понимала, что происходит, но ей не было до этого дела. Вокруг них суетились люди с фонарями и переносными рациями в руках. Прохладный воздух овеял лицо и пылающую кожу. Кто-то шел рядом с ними, держа ее за запястье и следя за ее пульсом. Тревожный голос Джона Тартла не умолкал.
— Франческа, — твердил он, — только не закрывай глаза, милая. Постарайся не засыпать, пока мы не довезем тебя до больницы. Там выяснят, что впрыснула тебе Герда. Ты меня слышишь?
У нее не было ни сил, ни желания отвечать ему.
Джон спустился по лестнице, сквозь огни и шум вынес ее в жаркую и влажную ночь, осторожно внес в автомобиль-фургон. Кто-то оторвал лоскут ее бывшего подвенечного платья, когда ткань за что-то зацепилась.
— Она перенесет перевозку? — раздался чей-то встревоженный голос.
Франческу накрыли одеялом, заботливо подоткнув его со всех сторон. Она хотела было сказать, что ей и так жарко, но не смогла. Глаза слипались, тело казалось каким-то чужим.
— Дайте подложить что-нибудь под голову! — сорвался на крик Джон Тартл.
— Спокойнее, Джонни, — произнес другой голос.
Дверь фургончика захлопнулась.
Франческе ужасно хотелось спать. В машине было душно, ее по-прежнему страшно мучила жажда. Автомобиль миновал въездные ворота поместья и выехал на приморское шоссе. Раздались звуки полицейских сирен на машинах сопровождения. Джон Тартл сел рядом с Франческой, привлек ее к себе, бережно поддерживая ее голову.
— Только не спи, — откуда-то издалека проник в сознание его голос. — Смотри на меня, слушай меня, Франческа. Только не молчи, прошу тебя. Дай знак, что ты слышишь меня. Франческа, открой глаза.
Она попыталась отвернуться от него. Почему она должна делать то, что велит Джон Тартл? Ее муж мертв. И она знает, как этот человек ненавидел Курта. Ей хотелось умереть — нужно было только скользнуть в уютную дремоту, которая все плотнее окутывала ее сознание. Но его руки грубо встряхнули ее.
— Франческа, черт тебя возьми, — раздался его голос у нее над ухом, — проснись! Постарайся очнуться. Я не собираюсь терять тебя из-за этого ублюдка! Он сам не мог жить без наркотиков, но зачем он погубил тебя?
Эти злые, грубые слова с трудом проникали в сознание Франчески. Она застонала, протестуя против того, что ей приходится выслушивать всякую мерзость. Она не хотела, чтобы кто-то — кто бы он ни был — возвратил ее обратно в уже почти покинутый ею мир. Ее распухшие губы почти не повиновались ей, но Франческа попыталась прошептать, чтобы он оставил ее в покое. Почему с ней здесь оказался именно Джон Тартл? Кто позволил ему мучить ее?
Она с трудом приподняла свинцовые веки и встретила его пристальный взгляд. Он почувствовал, как ее тело напряглось, и быстро пробормотал в ответ:
— Ну и характер! Я должен был догадаться, что ты даже сейчас не позволишь сказать плохого слова про этого твоего графа.
Всего лишь несколько дюймов отделяли ее лицо от его лица, как всегда жесткого и бесстрастного, обрамленного спутанными прядями темных волос. Но сейчас в его глазах светилось множество чувств. Франческа закрыла глаза, не желая этого видеть. Она слышала совсем рядом частые удары сердца Джона Тартла и ощущала напряженные мышцы его груди и обнимавших ее рук. Нет уж, лучше вспоминать о том, что этот человек всегда был к ней враждебен.
Он продолжал тихим голосом:
— Теперь тебе уже не будет казаться, что господь хранит Палм-Бич, не так ли? Разве что за исключением этих парусных гонок.
При этих словах ее глаза снова открылись. Она глухо застонала. Джон Тартл никогда не сможет понять, как сильно она любила Курта. «Как он только посмел говорить всякие гадости о моем муже?» — отстраненно подумала Франческа.
Что он имел в виду? Она не хотела понимать его грязных намеков, ей больше всего на свете хотелось умереть. Жить дальше было бессмысленно — никогда уже Курт не будет поджидать ее в домике, стоящем в конце олеандровой аллеи. Привидения не были изгнаны из «Дома Чарльза» — они одержали победу!
Но Джон Тартл все говорил.
— Если тебе будет от этого легче, — говорил он, — то это целиком моя вина. Франческа, ты меня слушаешь? Я должен был бы понять, что у него есть сообщник — теперь, когда роль Герды раскрылась, это совершенно ясно. Но кто мог знать, что у этого твоего графа была сестра, участвовавшая в его замыслах? Я-то следил за ним во все глаза с того нашего разговора о головной боли в Нью-Йорке, когда ты сказала, что не принимаешь таблеток и не держишь их. Я не мог понять, как ему удается пичкать тебя всякой дрянью — точно так же мы не могли доказать, что он обрабатывает Карлу. Вопрос стоял так: если ты не доставала эту гадость сама, кто подсовывал ее тебе? Все сходилось на Герде. Когда мы сегодня вломились в ее комнату, там был буквально склад наркотиков, которыми она тебя пичкала. Мы не узнаем, что это была за гадость, пока не разберемся в них.
— Нет, — прохрипела Франческа.
Ей хотелось, чтобы он замолчал, но его голос проникал до глубины души, и от него не было спасения. Она ничем не могла противостоять ему.
Но Джон Тартл был настойчив и не отставал от нее.
— Мне был нужен ордер на его арест, — сказал он и еще крепче прижал ее к себе; она почувствовала на своей щеке его теплое дыхание. — Ты не представляешь, как я хотел прищучить его, Франческа. Мне очень помогла Эльза Маклемор. Ты слушаешь меня? Сегодня утром прокурор по ее делу согласился в обмен на данные ею сведения отозвать свое обвинение. А около полудня Эльза передала в прокуратуру список тех, кто поставлял наркотики Берни Биннсу. Франческа, проснись! И первыми в этом списке были этот швед и его дружок, Анджело. Их операции здесь были для них просто развлечением — не сравнить с той контрабандой наркотиков и оружия в Юго-Восточную Азию, которой они занимались прежде. Я никак не мог получить ордер на его арест, не имея веских доказательств. — Джон сказал с горечью: — Я так хотел закончить все это до того, как он уговорил тебя выйти за него замуж, но он в этом все же переиграл меня.
Франческа дрожала от гнева. Кровь тяжело билась в висках, но еще сильнее в ней было желание куда-нибудь деться от этого человека, терзавшего ее своим рассказом. Она не могла больше слушать его, ненавидела все сказанное им, ненавидела его за то, что он пытался удержать ее в этом жестоком мире. Но не могла ничего сделать даже тогда, когда он нежно убрал с ее лба слипшиеся от пота волосы и тихонько погладил пальцами по щеке. Она заметила блеск устремленных на нее глаз. Фургон занесло на повороте, и его руки напряглись, чтобы удержать ее.
— Неправда, — с трудом выдавила она из себя.
