— Вы, я слышала, ставите в наступающем сезоне «Жизель», Макс? — с ностальгией улыбнулась графиня. — Я всегда вспоминаю, как прекрасна была в этой роли твоя дорогая бабушка.
— «Жизель» — вещь, от которой я никогда не смогу отказаться. — Улыбка коснулась темных глаз Максима. — Да, я собираюсь показать этот балет в «Фениксе» на открытии сезона.
— С Андреей? — искоса взглянула на него Венетта, и Лаури показалось, будто в прекрасных голубых глазах мелькнула неприязненная искорка — сразу перед тем, как итальянка скрыла ее под густыми ресницами.
— Андрея — моя прима. — С деланой внимательностью Максим рассматривал бокал в своей руке. — Она перешла ко мне шесть лет назад, и за это время труппа добилась небывалых успехов. Жизель, правда, не относится к числу ее удач…
— Ты слеп, Макс? Твоя любимая женщина танцует, будто забивает гвозди.
Эти слова резким колокольчиком прозвенели на веранде, и все присутствующие уставились на Венетту, сказочно похорошевшую после вспышки гнева. В наступившей тишине она вскочила на ноги, испуганно прижав руку ко рту.
— О, Макс, как я могла сказать такое… Наверное, я схожу с ума!
— Моя дорогая…
— Нет, не старайся быть великодушным, Макс. То, что мне не хочется жить, — еще не повод вредить другим, тебе в том числе. Ты приехал во Флоренцию в те страшные дни, когда я отчаянно нуждалась в друге. Не будь тебя рядом, я могла бы…
— Венетта, не мучай себя. — Он торопливо встал и положил руку ей на плечо. У наблюдавшей за ними Лаури перехватило дыхание.
— Думаю, теперь самое время отправиться на ленч. — Графиня скинула белого кота с колен и попросила, чтобы Лаури подала ей руку. Разговаривая об окружавших их зарослях дикого винограда, они проследовали в дом, делая вид, будто ничего не произошло. Венетта и Максим шли следом, но что они говорили друг другу — расслышать было невозможно.
Ленч проходил в salotto
[19]
, и графиня не умолкая оживленно рассуждала о балете. После восхитительного кофе она объявила, что настало время сиесты, и удалилась, обещав присоединиться к ним позже. Венетта также попросила извинить ее и выскользнула за дверь, а Максим, дочитав газету, предложил Лаури осмотреть остров.
— Вырвемся из плена условностей, — добавил он с несколько натянутой улыбкой. — Я так давно дружу с графиней, что вилла стала для меня вторым домом.
Лаури ощущала его беспокойство, когда они шли по прохладной гостиной с мозаичными полами, настенными фресками и огромными напольными вазами с живыми цветами. Спутники достигли арки, за которой начинался сад, и Лаури заинтересовалась тремя перекрещенными пиками, укрепленными над их головами.
— В дни римских завоевателей такие пики считались символом подчинения, — лукаво улыбнулся Максим, проследив за ее взглядом. — Рабыни римлян проходили под ними впереди хозяев, чтобы доказать свою покорность.
— Как интересно. — Стараясь выглядеть непринужденно, Лаури проходила под пиками перед Максимом.
— На острове сохранились древние римские руины, — заметил он, — и пещера на берегу, в которой много столетий назад проходили тайные обряды. Хочешь взглянуть на них?
— Очень.
Каменные плиты были раскалены, а белые стены, отражая поток солнечных лучей, слепили глаза, поэтому Лаури достала из сумочки солнцезащитные очки. Теперь она могла как следует разглядеть спутника и обнаружила, что у него весьма встревоженный вид… похоже, венецианца расстроила сцена на веранде.
— Я должен предупредить, что эти обряды посвящались Афродите, богине любви, — сверкнули его белые зубы на фоне загорелого лица. — Островитяне считают, что в пещере до сих пор живет языческий дух любви и что женщина, оставшаяся там наедине с мужчиной, рискует поддаться чарам Афродиты.
— А что же мужчина? — отважно поинтересовалась Лаури. — На него чары, случайно, не подействуют?
— Я не рискну сказать тебе об этом, особенно после нашей утренней беседы в гондоле.
Его слова и настроение выдавали внутреннюю тревогу, и Лаури невольно поежилась, взглянув на веранду, где Венетта прокричала, что Максим слеп относительно своей дорогой Андреи. Веранда сейчас напоминала шатер из цветов с золотыми пчелами, вьющимися над розовыми и белыми соцветиями, и цикадами, звенящими в такт ее сердцу. Возбужденная, Лаури почти бежала перед Максимом к ступенькам террасы.
— Осторожнее, — предупредил Максим, — ты можешь подвернуть ногу!
«О господи, — подумала Лаури, — дай мне хоть на минуту забыть о моих бесценных балетных ногах!»
С террасы открывался чудесный вид. Пурпурными пятнами выделялись другие острова, а туманная дымка, словно подвенечная фата, растянулась вдоль линии горизонта. Зеленое, как нефрит, море ласкало берег. Под их ногами простирался черный, словно эбонит, песок.
— Впервые вижу черный пляж. — Их тени перекрестились, когда Максим подошел к ней; его шаги, как всегда, были неспешны и бесшумны. Лаури опустилась на колени, поразившись, насколько горячим оказался песок, вобравший солнечные лучи. Девушка зачерпнула горсть и пропустила ее сквозь тонкие белые пальцы. — Как будто размолотый оникс или черный жемчуг, — засмеялась она.
Максим возвышался над ней на фоне солнца, и, взглянув на него снизу вверх, она обратила внимание, что он где-то оставил ее жакет и свой галстук — вероятно, на террасе — и что ворот его рубашки расстегнут.
Так, должно быть, выглядели его отважные предки, приказывающие поднять паруса кораблей, чтобы отправиться в далекое плавание. Те же черные брови, сходящиеся над ни разу не затуманившимися глазами и римским носом, те же губы — строгая верхняя и страстная нижняя.
— Идем! — Он протянул руки, и Лаури позволила ему поднять себя на ноги. Максим резко потянул ее на себя, но Лаури была так легка, что чуть не оказалась в его объятиях. Ее глаза широко распахнулись от неожиданности. Девушка только сейчас особенно ясно осознала, что они здесь одни — на черном берегу с пещерой Афродиты, окруженные ароматом дикой мирты и внимающие тихому, соблазнительному шепоту моря.
— Ты встревожена, — заметил он. — Боишься, что я выполню свою утреннюю угрозу?
Лаури испуганно перевела дыхание, а в следующую секунду ощутила его ладонь на затылке. Девушка вздрогнула и попыталась отвернуться, когда его губы оказались у ее лица. Она еще никогда в жизни не была так напугана и поэтому замерла, чувствуя, как его теплое дыхание согревает ей щеку.
— Я для вас лишь игрушка, с помощью которой вы рассчитываете отомстить, — выдохнула она.
— Что ты хочешь сказать? — Максим заставил спутницу взглянуть на него, и она увидела вспышку гневного пламени в глубине темных глаз. Тонкие пальцы сжались на ее волосах.
— В-вы были рассержены перед ленчем, — еле слышно прошептала Лаури. — Потому что Венетта сказала вам…
