Долли (в глубине, голос ее едва слышен). А-ха-ха-ха...
Бьюла (присев на кончик стула и слегка наклонившись
вперед, взглядом удерживает внимание зрителей. В голосе ее грусть воспоминаний.
Если зал неспокоен, она встает и подходит вплотную к рампе, как Пролог в старых
пьесах. Условность, с которой решен этот монолог, должна послужить ключом для
решения всего спектакля). Боже ты мой, боже!.. Вот это-то и был папаша Лейди.
Потом ввели сухой закон, и Итальяшка — словно всю жизнь только тем и промышлял
— стал из-под полы торговать спиртным. Купил по дешевке участок на северном
берегу Лунного озера — там было старое русло, и все боялись, что река снова
хлынет туда, — поэтому участок достался Итальяшке почти даром... (Придвигает
стул ближе к просцениуму.) Развел там сад, весь северный берег озера засадил
фруктовыми деревьями и виноградом. Потом понастроил беседки, маленькие белые
деревянные беседки со столиками и скамьями, где можно было выпить и посидеть с
милым дружком... Ха-ха-ха... И молодые парочки, вроде нас с Коротышкой,
похаживали туда и весной и летом... Да, ничего не скажешь, — весело мы там
проводили времечко... Выпить у нас тогда было негде... оно и сейчас считается,
что негде, да ведь сойди только с шоссе и свистни три раза по-птичьи, и тут же
какой-нибудь черномазый выскочит из-за кустов с бутылкой!..
Долли. А ведь верно! Ха-ха!
Бьюла. А тогда и впрямь негде было выпить — во всем
графстве негде, — кроме как у Итальяшки в винограднике. И вот мы ходили к нему,
попивали красное итальянское винцо и вытворяли в этих беседках черт знает
что... Помню, как-то в воскресенье старый доктор Тукер — наш методистский
священник — обличал Итальяшку в церкви и вошел в такой раж, что у него
кровоизлияние сделалось...
Долли. Господи, спаси и помилуй.
Бьюла. Вот так, мэм. И в каждой беленькой беседке было
по лампе, и вот одна за другой, то там, то здесь, они гасли, гасли, и парочки
начинали крутить любовь...
Долли. О-о-о!
Бьюла. Ух, какие чудные звуки можно было там услышать —
шепот, плач, вздохи, стоны, смешки... (Голос ее тих, она погружена в
воспоминания.) А потом снова, одна за другой, лампы зажигались, и Итальяшка с
дочерью пели свои песни...
Мандолина играет громче, далекий голос напевает итальянскую
песню.
Бьюла. А, бывало, хватится он ее, а Лейди нет как нет.
Долли. Где же она была?
Бьюла. Где-нибудь в укромном местечке, с Дэвидом
Катриром...
Долли. Аа-ааа! Ха-ха-ха...
Бьюла. ...старшим братом Кэрол Катрир. Они с Лейди,
бывало, скроются где-нибудь в саду, а старик папаша знай себе орет: «Лейди,
Лейди!» Но как он ни драл глотку, сколько ни орал, — она не откликалась.
Долли. Попробуй откликнись: «Здесь я, папаша!», когда
тебя тискает любовник.
Бьюла. И вот в ту самую весну... нет, уже позже —
летом...
Долли снова удаляется из освещенной части сцены.
...старик дал маху. Стал продавать спиртное неграм. А
«Тайное братство» тут как тут. Прискакали ночью, облили все бензином — сушь в
то лето была, не приведи господь! — и запалили. Все сожгли: виноградник,
деревья, беседки. Мы с Коротышкой были на танцевальной площадке на другом
берегу озера и смотрели, как занялся огонь. Десяти минут не прошло, как весь
северный берег был в огне — так все и полыхало! И по всему озеру слышно было,
как вопил Итальяшка: «Пожар, пожар, пожар!..» — словно без него не знали, и все
небо будто горело огнем... Ха-ха-ха-ха... И ни одной пожарной машины — ну хоть
бы одна выехала с пожарного двора — нет! А старикан Итальяшка схватил, бедняга,
одеяло и бросился в сад гасить огонь голыми руками... Ну и сгорел... У-гу,
заживо сгорел...
Звуки мандолины обрываются, Долли вернулась к столу выпить
кофе.
Иногда меня так и подмывает спросить у Лейди...
Долли. Что спросить?
Бьюла. Неужто она и не подозревает, что ее муженек,
Джейб Торренс, был предводителем в ту ночь, когда ее папашу сожгли в
винограднике на берегу Лунного озера?
Долли. Бьюла Биннингс, у меня кровь стынет в жилах от
одной мысли об этом! Как же могла она прожить с ним в браке двадцать лет, если
б знала, что он сжег ее отца?
Отдаленный собачий лай.
Бьюла. Могла... Ненавидя, — только и всего. Мало, что
ли, таких, что ненавидят друг друга, а весь век вместе? А до денег они какие
жадные, а?! Я уж давно подметила: как нет любви между мужем и женой, так оба
только и думают, что о наживе. Сами-то вы не замечали, что ли? Замечали,
конечно. Много ли нынче таких супружеских парочек, где сохраняется вечная
привязанность? Иные уж до того доходят, что едва-едва терпят друг друга. Что —
не так?
Долли. Святая правда, как на духу.
Бьюла. Едва-едва терпят друг друга. А иным и этого не
удается. По правде говоря, Долли Хэмма, я не думаю, что все эти
мужья-самоубийцы в нашем графстве так-таки сами и покончили с собой, как
утверждает следователь. Ну, половина из них, еще куда ни шло!.. А остальные...
Долли (сладострастно смакуя шуточку Бьюлы). Значит, вы
думаете, милочка, это благоверные спровадили их на тот свет?
Бьюла. Чего там думать? Я знаю... Есть и такие, которых
начинает воротить от одного вида или запаха любезного муженька или драгоценной
женушки еще до того, как закомпостируют обратный билет во время свадебного
путешествия!
Долли. Как ни горько, а сущая правда.
Бьюла. И все-таки — липнут друг к другу.
Долли. Ваша правда — липнут.
Бьюла. Год за годом, год за годом копят денежки и всякое
добро, богатеют, создают себе положение... И все-то их уважают — и в городе, и
в округе, и в церкви, которую они посещают, и в клубе, к которому принадлежат,
и так далее и тому подобное, и ни одна душа не знает, что они моют руки, если
прикоснутся к чему-нибудь, чего касался их друг жизни!.. Ха-ха-ха-ха!..
Долли. Как вы можете смеяться, Бьюла, это так ужасно,
так ужасно!..
Бьюла (громче). Ха-ха-ха-ха-ха!.. Но вы же знаете: это
правда.
Долли (кивнув зрителям). Да, она говорит сущую правду!
Бьюла. А там, глядишь, один помрет — рак или кондрашка
хватит, мало ли от чего. А другой...
Долли. Пользуется добычей?
Бьюла. Вот-вот, пользуется добычей! Бог ты мой, как
после этого он — или она — расцветает! Обзаводится новым домом, новой машиной,
новой одеждой! Иные даже меняют церковь. Вдовушка заводит молоденького хахаля,
вдовец начинает обхаживать какую-нибудь цыпочку... Ха-ха-ха-ха!.. Так вот
сегодня утром я как раз и беседовала с Лейди, когда она собиралась в Мемфис за
Джейбом. «Лейди, — говорю, — неужто вы не подождете с кондитерской, пока Джейб
не оправится после операции?» А она мне: «Нечего откладывать — а вдруг придется
ждать слишком долго». Так прямо и сказала: нечего откладывать — а вдруг
придется ждать слишком долго. А всё деньги: столько вложено в эту кондитерскую,
что хочешь — не хочешь, а к пасхе кончай работы и открывай. К чему такая
спешка, спросите? А к тому. Джейб не сегодня-завтра помрет — она знает, вот и торопится
навести в делах порядок.
