Джейб громко стонет.
Через мои руки прошли сотни больных, но никогда я еще не видела,
чтобы жена не обращала ни малейшего внимания на...
Джейб снова стонет.
Когда сиделка возвращается наверх, стоны его стихают.
Толбет (не дав договорить сиделке). Пес! Коротыш! Прочь
от прилавка! Сходите-ка проведайте Джейба, оставьте нас с парнем с глазу на
глаз. Ступайте наверх!
Коротыш. Пошли, Пес.
Идут наверх.
Вэл, тяжело дыша, стоит на прилавке.
Толбет (усаживается в кресло для примерки обуви. Держит
он себя сейчас, оставшись наедине с Вэлом, с какой-то странной, чуть ли не
конфузливой мягкостью: он словно распознал его чистоту и устыдился на какое-то
мгновение той садистической жестокости, с которой он и его подручные поступают
с Вэлом).
Ну ладно, ладно, паренек. Слезай. Не трону я твою гитару.
Вэл спрыгивает с прилавка.
Но сказать я тебе кое-что скажу. Есть одно такое графство,
на границе которого стоит столб с надписью. Надпись такая: «Черномазая бестия!
Да не падут на тебя в этом графстве лучи заходящего солнца». И все! Никаких
угроз, просто дружеский совет: черномазая бестия, да не падут на тебя в этом
графстве лучи заходящего солнца! (Хрипло смеется, встает и делает шаг по
направлению к Вэлу.) Так вот, сынок. Ты не черномазый, и мы с тобой в другом
графстве, но мне все же хотелось бы, чтоб ты представил себе, скажем, такую
надпись: «Да не падут на тебя, паренек, в этом графстве лучи восходящего
солнца!» Я сказал «восходящего», а не «заходящего», потому что солнце уже
заходит и ты не успеешь собраться. Но, я думаю, если тебе действительно дорог
тот инструмент, что ты держишь в руках, ты облегчишь мою задачу и не позволишь
лучам восходящего солнца коснуться тебя у нас в графстве. Дошло?
Вэл смотрит на него, тяжело дыша, лицо его непроницаемо.
(Идет к двери.) Надеюсь, дошло. Я не люблю насилия.
(Обернувшись назад и кивнув Вэлу, выходит на улицу, освещенную пламенем
вечерней зари.)
Далеко вдали лают собаки.
Вступает гитара — медленный грустный блюз «Пёсий вой».
Пауза.
Вэл недвижим, он только медленно покачивает в руках гитару.
Наконец его встревоженный, отсутствующий взгляд твердеет. Коротко кивнув сам
себе головой, распахивает занавеску и, войдя в нишу, снова задергивает ее.
Свет на сцене меркнет, обозначая перерыв между картинами.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Через полчаса.
Сцена освещена более условно, чем в предыдущих картинах.
Помещение погружено в полумрак, ясно различимы только вертикальные линии
столбов и некоторые отдельные предметы, как, например, пальма на лестничной
площадке. Отчетливо видна также кондитерская, превращенная Лейди в призрачный
бумажный виноградник. Действие происходит на фоне вечернего пейзажа,
открывающегося за большим окном. Порывисто свистящий ветер метет по небу
облака, и колдовской пейзаж то вдруг озаряется лунным светом, то снова
тускнеет. Свора тюремных собак все еще не угомонилась: время от времени слышен
их яростный захлебывающийся лай.
Мимо лавки в загадочной спешке то и дело снуют какие-то
фигуры, они поднимают призывным жестом руки и что-то тихо выкрикивают.
Выхваченные из мрака светом лампочки, висящей за дверью, они подобны теням в
подземном царстве.
В начале картины сцена пуста, слышен только звук шагов:
кто-то спускается по лестнице.
С улицы врываются Долли и Бьюла.
Долли (приглушенный крик). Песик?!
Бьюла (так же). Короты-ыш!
Ева (показывается на площадке, тихо, в тоне ее
превосходство привилегированного посетителя, допущенного к постели больного).
Потише, пожалуйста! Мистер Биннингс и мистер Хэмма (так зовут мужей Долли и
Бьюлы) наверху у Джейба... (Продолжает спускаться.)
На площадке появляется всхлипывающая Сестрица.
Ева. Спускайся осторожнее, Сестрица.
Сестрица. Помоги мне. Я едва держусь на ногах.
Ева не обращает на ее просьбу внимания, смотрит на Долли и
Бьюлу.
Бьюла. У него все еще идет кровь?
Ева. Кровотечение, кажется, удалось остановить. Ах,
Сестрица, Сестрица, возьми себя в руки! Всем нам рано или поздно приходится
сталкиваться с этим.
Долли. Он без сознания?
Ева. Нет, кузен Джейб в твердой памяти и здравом рассудке.
Сиделка Портер говорит, что для человека, потерявшего столько крови, у него
пульс удивительного наполнения. Ему, конечно, сделали переливание...
Сестрица. Дважды.
Ева (подходит к Долли). Да. И еще впрыснули глюкозу. И
сразу, как по волшебству, к нему возвратились силы.
Бьюла. А она наверху?
Ева. Кто?
Бьюла. Лейди.
Ева. Нет! Говорили, к косметичке зашла, а с тех пор ничего
не слышала о ней.
Бьюла. Не может быть!
Ева. Спросите Сестрицу.
Сестрица. Она все еще не отказалась от мысли...
Ева. ...устроить сегодня торжественное открытие
кондитерской. Включи там свет, Сестрица.
Сестрица проходит в украшенную кондитерскую и включает там
свет.
Изумленные восклицания Долли и Бьюлы.
В ее поступках, разумеется, нет и капли благоразумия. Она
окончательно спятила, но это все-таки не извиняет ее. Час назад, примерно в
пять, она звонила, но даже не заикнулась о Джейбе, даже не назвала его имени.
Спросила только, прислала ли Руби Лайтфут ящик виски «Сигрэм». И сразу повесила
трубку, не успела я... (Идет направо.)
Бьюла (входит в кондитерскую). О, теперь мне все
понятно! Теперь я вижу, что она здесь устроила. Электрическая луна, звезды из
серебряной бумаги, искусственные виноградные лозы!.. Вот, оказывается, во что
она превратила это помещение — в виноградник на Лунном озере!
Долли (усаживаясь в кресло для примерки обуви,
внезапно). Вот она!.. Вот она идет!
Сестры Темпл в кондитерской отходят в сторону, их теперь не
видно.
Входит Лейди. На ней дождевик с капюшоном. В руках большая
бумажная сумка с покупками и картонная коробка.
Лейди. Ну, чего умолкли, валяйте дальше: у меня уже и
так уши горят.
Бьюла (входя в лавку). Лейди!.. О боже мой, Лейди!
Лейди. Что это вы произносите мое имя таким жалостливым
тоном? А? (Откидывает капюшон, кладет сумку и коробку на прилавок. Взор ее
сверкает.) Вэл! Вэл! Где мой приказчик, не знаете?
