Вэл (кладет гитару на прилавок). Еще вопрос, Лейди, кто из
нас бестолочь.
Лейди. Живо, сказала я! Живо!
Вэл. Чем это ты себя так подхлестнула, а? Вожжа под хвост
попала... или, может, бензендринчика глотнула с черным кофе — для храбрости?
(Насмешка его беззлобна, пожалуй, даже участлива, но решение
принято: он уже не здесь, он снова в ночных кабаках, среди тамошних девок,
спаивающих посетителей за мзду от хозяина, среди выступающих там актеришек. Он
стоит у прилавка и, когда Лейди стремглав бросается в кондитерскую, хватает ее
за обнаженную руку, притягивает к себе и держит за обе руки, не отпуская.)
Лейди. Что это ты?!
Вэл. Хватит трепыхаться, как рыбка на крючке!
Лейди. Ступай, надень белую куртку и...
Вэл. Сядь. Нам нужно поговорить.
Лейди. У меня нет времени.
Вэл. Есть дело. Надо обсудить.
Лейди. В другой раз.
Вэл. Отмени эту затею! Кондитерская сегодня не откроется!
Лейди. Можешь прозакладывать свою драгоценную жизнь —
откроется!
Вэл. При чем тут моя драгоценная жизнь?
Лейди. Тогда я прозакладываю свою жизнь, драгоценную или
недрагоценную: кондитерская сегодня откроется.
Вэл. Твоя жизнь — твоя, моя — моя!.. (Грустно пожав
плечами, отпускает ее руки.)
Лейди. Да нет, ты, наверно, просто не до конца понимаешь!..
Здесь наверху убийца!.. Убийца моего отца!.. Человек, который сжег отцовский
виноградник, сжег мою жизнь, сжег три человеческие жизни: две живые и одну
неродившуюся... Это он заставил меня совершить убийство, он!.. (На мгновение
она застыла.) Теперь он умирает, и я хочу, чтоб перед смертью он увидел —
виноградник снова открыт! Услышал, как виноградник, который он когда-то сжег,
воскрес из мертвых, здесь, сегодня, в то время, как сам он подыхает. Это
необходимо, это просто необходимо, и никакая сила на земле не сможет помешать
этому. Не в том даже дело, черт побери, что я так хочу, не в том!.. Нет, это
просто должно случиться, должно, чтобы... чтобы все стало на свое место,
чтобы... чтобы... не дать себя победить! Понял?.. Ты понял меня? Просто для того,
чтобы не дать себя победить!.. О нет, теперь я не буду побеждена, нет, нет —
теперь нет! (Обнимает его.) Спасибо, что остался со мной! Бог тебя благословит
за это!.. А теперь иди. Иди и надень свою белую куртку...
Вэл смотрит на нее, как бы колеблясь между естественным
влечением сердца и тем, чему научила его жизнь с тех пор, как он покинул
Ведьмину заводь. Затем снова пожимает плечами все с тем же грустным вздохом и
идет в нишу. Надевает куртку, достает из-под раскладушки обернутый в брезент
тючок со своими пожитками. Лейди берет с прилавка бумажные колпаки, свистульки,
маски, проходит в кондитерскую и раскладывает по столикам. Затем идет обратно,
но, увидев Вэла, который выходит из ниши в своей куртке из змеиной кожи и с
пожитками в руке, резко останавливается.
Я просила тебя надеть белую куртку, а ты надел куртку из
змеиной кожи, в которой приехал сюда.
Вэл. В ней приехал, в ней и уезжаю.
Лейди. Как ты сказал? Уезжаешь?
Вэл. Да, мэм, я сказал «уезжаю». Осталось только уладить
одно небольшое дельце: получить жалованье...
Лейди (только теперь ее пронзил ужас — состояние,
подобное тому, которое в бое быков называют «моментом истины», когда матадор со
своей шпагой идет прямо на бычьи рога, чтоб нанести последний, смертельный
удар).
Значит... значит, ты... выходишь из игры, так, что ли?
Вэл. Вещи уже собраны. Поспею к автобусу, что идет на юг.
Лейди. Так-так... Почему ж не поспеть?.. Только я не из
тех, кого можно одурачить, дружочек. Она ожидает тебя за дверью в своей
роскошной машине, и ты...
Шаги на лестнице.
Они отшатнулись друг от друга.
Вэл ставит тючок на пол и отходит в глубину.
На лестничной площадке показывается сиделка.
Сиделка. Миссис Торренс, вы здесь?
Лейди (подходит к лестнице). Да. Я здесь. Уже вернулась.
Сиделка. Могу я попросить вас подняться? Мне надо
поговорить с вами о мистере Торренсе.
Лейди (кричит сиделке). Одну минуточку. Сейчас поднимусь.
Наверху захлопывается дверь.
(Поворачивается к Вэлу.) Так как же, миленький? Ты, я гляжу,
напуган чем-то?
Вэл. Мне угрожали насилием, если я останусь здесь.
Лейди. Я плачу кому надо, чтобы быть в безопасности в
этом графстве, немало плачу. И за себя и за тебя.
Вэл. Нет, мэм, мой срок здесь истек.
Лейди. Ты говоришь об этом, словно отбыл срок в тюрьме.
Вэл. Я застрял здесь дольше, чем следует, Лейди.
Лейди. Понятно. А как же я?
Вэл (подходит к ней). Я мог бы уйти, не дожидаясь тебя, но
хотелось сказать тебе кое-что. Я никогда не говорил этого никому.
(Кладет ей руку на плечо.) Я люблю тебя, Лейди. Чувствую,
что по-настоящему люблю тебя. (Целует ее.) Я буду ждать за пределами графства,
назначь только время и...
Лейди (отодвигаясь от него). Нет, нет, нет, миленький,
нечего заливать мне насчет любви! Кому угодно, только не мне! Велика ли
трудность сказать «люблю», когда тебя ждут за дверью, чтобы умчать отсюда — бесплатно
и с удобствами!..
Вэл. Помнишь, что я тебе сказал в тот вечер, когда мы
впервые встретились?
Лейди. Как не помнить? Все помню! И про собачью
температуру, и про какую-то птицу... ах да, у которой нет лапок, и она должна
спать на ветре!..
Вэл (перебивая). Нет, не это. Не это!
Лейди. Ах да — насчет того, что ты можешь уездить
женщину. Я еще сказала: «Чушь!» Беру свои слова назад! Можешь! Ты можешь
уездить женщину! До того уездить, что она свалится замертво, и после этого ты
еще будешь пинать ее ногами, чтобы удостовериться, что она уж не сумеет
встать!..
Вэл. Да нет, другое. Помнишь, я говорил тогда насчет того,
что покончил с...
Лейди. Помню, помню!.. Нечего сказать — долго ты сумел
удержаться на первой своей постоянной работе!
Вэл. Да, долго. Слишком долго!
Лейди. Четыре месяца и пять дней, дружочек! Так! И
сколько же я тебе, выходит, должна?
Вэл. Я просил сохранять все деньги и выдавать мне
только...
