Я, грешным делом, подумал, что тетка успела Наденьку просветить, и был просто потрясен, когда увидел, как девушка на все реагирует. Если бы я до тридцати четырех лет не догадался, отчего могут появиться дети, то один у нас появился бы после той ночи непременно. От всего этого моя страсть достигла своего апогея больше по автоматизму, чем вследствие страстного желания, так я разозлился и на нее, и на себя. Честное слово, давно уже думал, что такое воспитание ушло в прошлое еще с прошлым же веком, и программы соответствующего содержания поздно ночью смотрят все. Как оказалось, Надя ночью просто спала, упав на девственную кровать от усталости, а днем у нее было слишком много дел, чтобы по пустякам не отвлекаться.
Самое странное, что сначала моя девочка даже не плакала, она просто недоумевала. Потом, правда, я провел первую в ее жизни лекцию о том, что ни в коем случае нельзя разрешать делать мужчине.
Первым пунктом шел, однако, запрет для молодой девушки приезжать одной на дачу к холостяку с дурацкими сочинениями за консультацией в тот момент, когда ему от двухнедельного воздержания мерещатся по углам голые бабы.
Вторым пунктом — не верить его вранью о том, что он безумно-безумно влюблен, что это первый в его жизни раз такого огромного счастья, а все остальные разы померкнут, даже если их девятый вал захлестнет тонкую тлеющую свечку скромной первой ночи с настоящей девушкой.
И третьим пунктом — не допускать по отношению к себе действий, о которых не имеешь ни малейшего представления. Конечно, я старался обставить все так, чтобы ей понравилось, но что толку делать гурмана из человека, который впервые ест простой суп?
Естественно, она заплакала после всех этих пояснений, но зато, кажется, поняла. Если расскажет тетке, то они наконец-то сцепятся, а уже давно пора.
Алла зарвалась в своем желании не иметь обязанностей: хоть что-то из проклятого заедающего быта можно было оставить и для себя, не все же сваливать на хрупкие Надины плечи. Да, Алла считает себя выше кастрюль, пылесоса, стиральной машины, хотя на ней надо только нажимать кнопки. Из магазинов себе она оставила только косметику и одежду, да еще покупки подарков для многочисленных друзей.
Моя Надежда в своей жизни совмещает кучу должностей: у дяди секретарь, у тетки домработница, да еще сознательно оба воспитывают из нее старую деву, чтобы не сбежала замуж. Я даже не сумел разбудить в ней женщину, слишком долго надо раскалывать этот многосантиметровый лед, чтобы добраться до теплой кожи, которая способна будет запылать в ответ на поцелуй мужчины, а не болезненно сжаться и покрыться мурашками, как это у нас с ней было.
Я помогу своей Надежде по-другому: я избавлю ее от рабства, в котором она живет, ибо есть люди, у которых тело рождено всего лишь оболочкой для души. Сам я был слаб до определенного момента, каюсь. Но тело тоже бывает разным: моему иногда не грех было и послужить, и душа, зараза, сама упивалась, когда падала камнем вниз, в то место, которым я соединялся с плотью страстных женщин.
Все. Кончено. Я только тлеющий лист бумаги, с которого подземные животные со вкусом обгрызают письмена, но некоторое из съеденного до сих пор способно вызывать во мне восторг: служивший страстям не может остаться непрочитанным…»
Алексей отложил листки, опять почувствовал в душе чувство любопытства, смешанного с отвращением.
«Откровенно, и весьма. Мне, что ли, мемуары написать?» Он посмотрел на часы и понял, что сегодня с воспоминаниями юности уже ничего не выйдет: оставалось время только на то, чтобы принять душ, зажевать чего-нибудь на ночь и завести будильник, чтобы завтра не проспать.
«Ах, как мы отвлекаемся на низменное! — размышлял он, стоя под прохладными струями, упруго долбившими кожу. — Лень — это не просто порок, это главный пожиратель нашего драгоценного времени, отпущенного на жизнь, что там сон или трехразовый прием пищи! Вот начитаешься такой писанины, сам начинаешь мыслить предложениями, которые в нормальном состоянии не родить. Все. Есть и спать, завтра будет только работа, кроме всего прочего, надо еще и семью кормить, потому что человек — существо прежде всего семейное, а потом уж общественное. В этом мы с Павлом Андреевичем никогда не сойдемся».
Глава 6
ПАШИН УЧИТЕЛЬ
1
Этот вечер был заявлен у Леонидова вечером телефонных звонков. Начало не предвещало проблем, наоборот, день благополучно дожевывал челюстями вечерних новостей свой последний кусок, когда Алексей, как обычно, пришел с работы, радуясь, что закончены еще одни будни. Он расслабился, включил видео вместо привычной ругани политиков, и тут довольно настырно зазвонил телефон. «Только женщина может так упорно добиваться внимания к себе», — вздохнул Леонидов и взял трубку:
— Да?
— Алексей?
— Соня? — Взаимное узнавание прошло без эксцессов, но потом девушку прорвало:
— Что это она себе позволяет?
— Кто?
— Твоя жена! Я до десяти тебе вчера звонила! Где ты был?
— Мы в таких близких отношениях, что должен давать тебе отчет?
— Я хочу к тебе.
— Кажется, я не успел даже признаться в том, что мне это необходимо, — осторожно сказал он.
— Негодяй!
— Ты выпила?
— Травки накурилась. Хочешь меня спасти из сетей порока?
— Только не сей момент, — испугался он.
— Тогда я приеду завтра. — Соня была настойчива.
— Адрес все равно не скажу.
— Ха!
— Не вздумай на работу звонить.
— Меня там уже все равно срисовали, поздно, Леша, по этому поводу переживать.
— Что мне сказать, чтобы ты дурь из головы выбросила?
— Положить трубку.
Он так и сделал. Но через секунду снова раздался звонок
«Не помогло», — тоскливо подумал Леонидов, снова берясь за телефон.
— Соня?
— Какая еще Соня? С кем ты болтаешь весь вечер? То тебя нет, то Сони какие-то мерещатся.
— Михин? Ты?
— Между прочим, с работы, за счет государства.
— Случилось что?
— Все. Я нашел того, кто доставал эту ампулу, и нашел того, для кого доставали.
— Поздравляю.
— А ты и не подозревал, почему я не объявлялся. Думаешь, легко?
— Трудно. И кто признался?
— Знакомый Гончаровой. Начал-то я все-таки с нее, раз у нее нашли. Думал, конечно, что просто подбросили, что пустой номер, но ее знакомый мужик из химической лаборатории раскололся: просила и получила.
— Как же он свистнул такой товар?
— А потому и признался, что подлог не слишком сложно обнаружить.
— Постой, так яд доставала…
