— Врешь! Ты нарочно врешь, чтобы жена слышала! Я поняла…
— Ничего ты не поняла, подрасти сначала.
— Ну, я тебе еще устрою!
— Времена, когда моральный облик работников обсуждался на товарищеских судах, давно прошли, ты их не застала. Можешь подать жалобу в народный суд или обратиться в местную партийную ячейку, там, в даче напротив, как раз бывшие коммунисты живут. — Алексей кивнул в сторону дороги на шоколадный двухэтажный особняк.
— Сволочь!
— Психопатка!
— Козел!
— Сучка!
Она кинулась на забор, Алексей отпрыгнул, девушка вцепилась в штакетник, но он выдержал, не сломался. Наконец Соня поняла, что беситься бесполезно, и вихрем понеслась к себе в дом, только ветки затрещали. Услышав все тот же грохот истерзанной двери, Алексей вытер потный лоб и пошел к Саше. Она сидела на диване и плакала.
— Саша, ты как? Ты так спокойно с ней держалась, я даже не ожидал: вежливо, корректно, не орала, как базарная тетка.
— Обними, меня всю трясет.
Он прижал к себе жену и почувствовал, что ее действительно колотит. Саша всхлипывала и все время повторяла:
— Она врет, да? Врет?
— Конечно врет.
— И ничего у вас не было?
— Конечно не было.
— И Нади не было?
— Надя была. Она племянница одной моей знакомой, которая заказала на фирме компьютер, я отвез его домой и помог подключить. Если ты так будешь реагировать на всех женщин, которые случайно оказываются в моей машине…
— Не буду. Только скажи этой Соне, чтобы она…
— Уже сказал. Все, забудь. — Ему уже и на самом деле казалось, что ничего не было, ну совсем ничего, в памяти на месте вечера с Соней образовалась большая черная дыра, а все произошедшее с ней из разряда реальностей переместилось в область фантазий, будто могло бы быть, но не было. Саша почти успокоилась, перестала дрожать, они просто сидели, обнявшись, и боялись пошевелиться. Алексей гладил ее плечи и самыми страшными клятвами зарекался на любые в жизни подлости по отношению к жене.
На улице вдруг раздалось несколько пронзительных гудков, потом настойчиво засигналили снова. Саша от неожиданности вздрогнула.
— Что это? — оторвался от нее Алексей.
— Автолавка приехала, хлеб привозят из райцентра, ну и продукты кое-какие. Думаешь, чем мы тут питаемся всю неделю с Сережкой? Но в субботу они обычно не приезжают, только в будни, чего это вдруг решили?
— Надо нам что-нибудь купить?
— Да ты привез вроде. Сходи, белый батон только купи и бутылку подсолнечного масла, если есть. Только смотри, хорошего, без холестерина.
— Есть!
Леонидов схватил какую-то авоську и вышел из дома. Машина стояла у колодца, центра деревенской Вселенной, из домов разношерстной вереницей тянулись люди с кошельками и пакетами в руках. Жара уже была не такой изнуряющей, как днем, но люди шевелились лениво, похожие на раков в почти закипевшей воде: еще не дохлые, но уже наполовину сваренные. Особое впечатление Алексей испытал от их одежды: дама в модной соломенной шляпе и длинной цветной юбке, но с увядающим листком подорожника на носу и в старом полинявшем купальнике вместо верхней части туалета; мужик с огромным животом и в спортивных трусах почему-то на подтяжках; бабулька семидесяти лет в подростковых шортах; куча детей вообще в чем-то невероятном, которого большей частью было мало, — вся эта колоритная компания сгрудилась у «газели», заглядывая за спину молоденькой продавщице, расставлявшей на доске, изображающей витрину, скудный ассортимент. Леонидов посмотрел вниз, на собственные сомнительной свежести штаны, голое пузо и пальцы, вылезающие из дыр старых тапочек, и от смеха прикусил губу. Сам он тоже органично вписался в эту толпу, размазавшуюся по центральной поселковой улице и жадно спрашивающую о том, есть ли сегодня в продаже напитки. Напитки были, начиная с кваса в полуторалитровых бутылках и заканчивая водкой в четвертинках. Толпа ждала, когда начнется торговля, и сплетничала о поселковых новостях.
— Нет, мой прудик совершенно пересох, представляете? Сначала черпали, черпали, а теперь и овощи нечем поливать, не то что кусты или деревья. Картошка все равно в земле испечется, если еще будет недельки две эта жара…
— Да… А у меня яблочки начинают отваливаться.
— Вон у богатых и насос есть, целый день слышно, как воду качают, а мы что? Пенсионеры. — Бабулька в шортах кивнула на клишинскую дачу.
— Да что они, на грядки качают, что ли? Душ принимают по десять раз в день. — Это уже тетка в старом сарафане.
— Воды не жалко! Все в пруду купаются, а эти, ишь ты, интеллигенция!
— А кто они вообще этому писателю, что-то раньше я их здесь не видела? — Дама в шляпе потрогала подорожник на носу.
— Может, сами его и кокнули, чтобы наследство получить?
— А не нашли еще кто?
— Найдешь! Все ходили, спрашивали по домам, да мне жена сказала: «Молчи, Петька, не будь дураком. Затаскают потом, и пропало лето».
— А что видели-то?
— Да все что-то видели, только связываться неохота. — Мужик в трусах щелкнул подтяжками по животу.
— И то. — Бабулька закачала головой в детской панаме, а мужик, понизив голос, загудел:
— Что, я буду говорить, как «Жигули»-четверку чуть бампером не зацепил часов около девяти, когда мы с папашей из города ехали? Они бросили машину на дороге, чуть ли не в лесу, а я что, сова, что ли, в сумерках машину темную увидеть? То ли красная, то ли бордовая. Черт знает.
— А я видел, как двое мужиков ночью возле ихнего дома крутились, — вмешался дед в семейных трусах и белой майке. Леонидов похолодел, а дедок, вы- терев пот со лба, заявил: — А что мне на них, кидаться? Лбы такие здоровые оба, наверняка бандиты. Свяжешься — потом и самого пришибут.
— А ко мне Павел Андреевич звонить приходил часов в восемь, — неожиданно сказала очень интеллигентная и нормально одетая женщина лет сорока. — Только я тоже не стала говорить. А он все с каким-то Аркадием Михайловичем по моему сотовому разговаривал, что-то про жену, которой плохо, потом отдал мне деньги за звонок и ушел. Небось сами найдут, нам-то зачем лезть?
— Правильно. Я тоже видела какую-то большую машину, когда мы с Витенькой в лес пошли шишки для самовара собирать. Ну пристали ко мне и дед, и внук: давай им самовар обязательно на шишках! Какая разница? Нет, такую машину — и оставили без присмотра в лесу! Только не знаю, к писателю или не к писателю, вроде как спрятали в елках, а может, за кустики пошли или тоже за шишками. — Тетка в тренировочных штанах и резиновых шлепанцах высказалась и повернулась к продавщице: — Ну что, торгуете?
— Заказывайте, женщина, — достала из кармана калькулятор та.
— Да вот бабушка первая. Берите, бабушка!
