Самая невероятная возможность — это землетрясение, так как нигде поблизости нет сейсмических районов. Но тем не менее основание Башни достает до самой скалы, на которой покоится весь гигантский город, и здание со своими прочными корнями и крепким и гибким каркасом легко перенесло бы толчок значительно выше средней интенсивности.
Короче, любая опасность, которую может представить человек, была учтена, и против нее была приготовлена защита. Все расчеты проведены на компьютере. Изготовлены и испытаны модели.
По проекту здание гарантировало наивысшую надежность, которую может достичь человеческий разум.
ПО ПРОЕКТУ.
Но измени его в каком-то месте чуть туда, чуть сюда — и устойчивость, прочность и даже безопасность могут оказаться только иллюзией.
Но зачем кому-то таким образом угрожать ее существованию? Нат не имел понятия, но в городе, где насилие стало нормой и где безответственность превозносится до небес, диверсия против такого уникального здания не кажется невозможной.
Обе белочки вернулись, а с ними и третья, и все втроем начали подкрадываться к заманчивой цели.
— Бывают минуты, когда мне кажется, — сказал Нат, — что нужно вернуть весь мир вам, подружки. А всем нам пора попрыгать в море, как леммингам. Ну, держите.
Он высыпал орехи из пакета на землю и встал.
Глава 4
12.30
Берт Макгроу сидел в своем кабинете, из окон которого открывалась широкая панорама центральной части города с небоскребами. Он строил многие из них. Обычно ему нравился этот вид. Но не сейчас. Посреди этой панорамы возвышалась Башня мира, а то, что рассказал и показал Гиддингс, могло испортить настроение и в такой ясный солнечный летний день, как сегодня.
Макгроу рассматривал лежащие у него на столе копии чертежей с изменениями. Он снова взглянул на Гиддингса.
— Что нам, собственно говоря, известно? — спросил Макгроу.
В глубине души у него было чувство, что его надежды напрасны, что если даже все тщательно проверят, это неприятное чувство не исчезнет. Но единственное, что остается человеку, — это надежда.
— Здесь я вижу кучу бумажек, — сказал он, — но это не оригиналы.
— Вы ходите вокруг да около, — ответил Гиддингс, — и вам это не нравится. Эти четкие ксерокопии доказывают, что халтуру лепили у вас прямо под носом, да и у меня тоже. Сколько изменений проведено, еще не знаю. Насколько они серьезны, тоже не знаю. А кому и зачем это было нужно, могу только догадываться.
Макгроу встал с кресла и подошел к окну. Когда-то такие проблемы он мог решать на ходу или почти на ходу. Сегодня он воспринял новость как удар под дых, и даже в глазах все немного расплылось — это случилось не в первый раз и начинало его беспокоить.
«Тебе нужно сбросить вес, — говорила ему Мери, — ты слишком устаешь на работе, а ведь ты уже не молод, Берт Макгроу. Когда-то ты мог пить целую ночь, гулять напропалую — и прийти домой свежим как огурчик, ну почти. Но ты уже не молод. И я уже не молода, что меня огорчает еще больше. Так что пора тебе призадуматься…»
Мир вокруг перестал качаться, дымка исчезла, и Макгроу отвернулся от окна.
— Здесь везде подпись Ната Вильсона, — сказал он. — Как этот чертов сопляк решился все это подписать?
— Он утверждает, что не подписывал.
— А вы что скажете?
В этом старике была еще уйма энергии.
— Не понимаю, зачем ему это, — ответил Гиддингс. — Что бы он с этого имел? Он мог бы спокойно все отвергнуть, это в его власти. Так для чего рисковать головой?
Макгроу добрался до кресла и сел.
— Гм… Да, непонятно. Судя по бумагам, это здание, это чертовски прекрасное гигантское здание не соответствует проекту, что сулит нам всем множество неприятностей, вплоть до — Господи, избави — юридических.
— И уйму работы, — сказал Гиддингс — Стены придется вскрывать. Сечения придется контролировать. — Он покачал головой.
— Сделаем все, что нужно, — отрезал Макгроу. Он помолчал. Его воинственность исчезла.
— Но сейчас я думаю не об этом. Иногда бедняжка Мери говорит, что я становлюсь суеверным. Но ведь вы знаете, как иногда все ложится в масть — то на работе не сходятся всякие мелочи, то начинается полоса несчастий, то все стоит из-за нехватки материалов, портится погода, начинаются забастовки. — Он вытянул руки, сжал их в кулаки и уставился на них, как на врага. — А бывает, — добавил он после паузы, — этот ужас никогда не кончается. Как будто стройку — Господи, прости — кто-то заколдовал таким заклятьем, что ни один священник не справится. — Он снова помолчал. — Вы понимаете, что я имею в виду?
Гиддингс снова вспомнил о том, как Пэт Яновский ни с того ни с сего шагнул в пустоту с шестьдесят пятого этажа.
— Понимаю, — ответил он.
Макгроу тяжело вздохнул.
— Мне стыдно признаться, — сказал он, — но в этом городе есть два здания — не буду называть ни одно, ни другое, но оба строил я, — куда я вообще предпочел бы не заходить, не то что ездить там на лифте. — На мгновение отогнал от себя эту мысль. — Но оставим, это — не тот случай. — Он выпрямился в кресле, и в его голосе зазвучала решимость: — Почему кто-то затеял эти изменения, вы догадываетесь? — спросил он. — Ну ладно, тогда договаривайте.
— Вам это удовольствия не доставит, — предупредил Гиддингс.
— Ну и черт с ним. — Ярость, которую вдруг ощутил старик, была благородной, чистой, глубокой и сильной. — Нас оставили в дураках, вас — как заместителя главного строителя, меня… как меня. Ну так я хочу знать, кто и почему, черт побери!
Гиддингс пожал плечами.
— Все эти изменения по электрической части.
— Ну и что?
— Насколько я успел выяснить, — продолжал Гиддингс, — результатом этих изменений стало применение материалов худшего качества или меньшего сечения. — Потом спросил: — Вам это о чем-нибудь говорит?
Макгроу не колебался ни секунды.
— Кто-то хотел сэкономить, — ответил он. Снова поднялся с кресла и снова уставился на скрытый дымкой мир за окном. Потом сказал через плечо: — А тот, кто сэкономил — на это вы намекаете? — это человек, который подписал подряд на электрооборудование? — Снова, как и раньше, все вокруг замерло и дымка исчезла. Макгроу обернулся. Руки спрятал за спину, чтобы скрыть охватившее его напряжение. — Пол Саймон — вы на него намекаете?
— Я говорил вам, что это только догадки.
— Это я уже слышал.
— И я предупреждал, что вам это не понравится.
— Да, — ответил Макгроу другим, спокойным тоном. — Мне это не нравится. Мне не нравится, что вы так думаете, и еще меньше — что я сам думаю так же.
Он наконец достал из-за спины руки и долго молча рассматривал свои растопыренные подагрические пальцы. Когда он снова взглянул на Гиддингса, лицо его посерело.
