Он, Нат Вильсон, — человек, одержимый своими чувствами, человек предвзятый, а не человек с калькулятором вместо головы. И теперь он чувствует вину, от которой ему никогда не избавиться.
То, что он не обнаружил дефектов на строительстве, это можно понять, объяснить, простить, оправдать — но он простить себя не сможет. В суматохе сегодняшнего дня есть и его вина, от этого не откажешься, она стала частью событий, хотя и кажется, что к некоторым он не имеет никакого отношения.
Он никогда в жизни не видел тех двух пожарных, которые с пронзительными криками погибли на лестнице. И двух других, которые теперь наверху в банкетном зале, что ничем не лучше. Это он настоял, чтобы их послали по бесконечным лестницам, и хотя это было сделано с согласия Брауна и в его, Брауна, компетенции было отменить его предложение, Нат не мог избавиться от чувства ответственности и вины. К смерти Берта Макгроу он тоже не имел никакого отношения. Это правда или нет? Логика утверждала одно, чувства — другое. Поскольку он не состоялся как муж Зиб, она стала жить с Полом. А это способствовало инфаркту Берта Макгроу, если Патти не ошибается.
«Так как тогда выглядит твоя роль?
Я рад, что ты задаешь мне этот вопрос, Господи.
Черта с два, рад.
Может, я — человек, приносящий несчастье?
Если вдуматься, это абсурдно. Меня это касается, да. За это я отвечаю, да. По если это все касается меня, если за это все я несу ответственность, то нужно в эту цепочку включить и Бена Колдуэлла. Он неотделим от нее. Сегодня утром он признал это. А Гровер Фрэзи? Тоже. А Берт Макгроу? Безусловно».
Список начался. Кого же тогда это не касается и кто не несет ответственность? Невероятный вопрос, на который нет ответа.
Он с радостью включил в список виновных и чернокожего постового Барнса. И потом сказал сам себе: «Переходи тогда уже к целому поколению, приятель. Может быть, ты начинаешь понимать, в чем тут дело. Может…»
— Нат, — раздался вопросительно-нежный голос Патти. — Список готов, — сказала она. — Все фамилии до одной. Все адреса. Когда я всех переписала, то почувствовала, что я уже как-то связана с ними. Понимаете? Я, вероятно, не знакома ни с одним из них, но теперь знаю всех. Как будто, — она покачала головой, — я сознаю, что…
— Как будто это коснулось и вас? — ласково спросил Нат. — Как будто вы за них тоже отвечаете?
Перемена в ее глазах, ее лице была просто невероятной!
— Вы это понимаете, да? Спасибо вам, Нат.
— Видимо, начинаю понимать, — ответил Нат.
Глава 19
19.02-19.23
Лейтенант полиции Джим Поттер сидел с капитаном и инспектором в большом уютном кабинете. На коленях Поттера лежал блокнот. Он говорил намеренно безучастным тоном:
— Джон Коннорс, цвет кожи — белый, пол — мужской, тридцать четыре года. Вдовец. Бездетный. По профессии, хотя работал в последнее время нечасто, жестянщик. Три года назад у него было нервное расстройство. — Он выжидательно умолк.
Капитан спросил:
— Что случилось?
— У него умерла жена. — Лицо Поттера напоминало игрока в покер при большой ставке. Совершенно непроницаемое. — Умерла в камере. — Пауза. — От приступа. — Он снова умолк.
Инспектор спросил:
— Пьяница?
— Вообще не пила.
— Употребляла наркотики?
— Только одно лекарство. — Поттер подождал. — Инсулин. Она страдала диабетом. Ее забрали, потому что она упала и осталась лежать на тротуаре, и они подумали, что она пьяна. — Он аккуратно закрыл блокнот. — Итак, ее сунули в камеру, и поскольку она не получила врачебной помощи, то умерла.
Капитан тихо спросил:
— Разве она не носила с собой никакой бумаги? Где стояло бы, что у нее диабет?
— Видимо, носила. — В голосе Поттера наконец появился призвук терпкой горечи. — Но, возможно, никто не потрудился ее поискать. Расследование было не слишком подробным. Единственный, кому это было нужно, — Коннорс, а он как раз тронулся.
В большом кабинете стояла тишина. Инспектор громко вздохнул.
— Ну ладно,— сказал он. Слова его ничего не означали. — Так что он был зол на весь мир, но почему выбрал Башню?
— Он не был сумасшедшим, — сказал Поттер. — Но Башня мира — последняя стройка, где он работал. Его уволили. Определенная связь здесь есть, но, возможно, человек должен быть не в своем уме, чтобы ее увидеть. Я не знаю. Я знаю только факты.
Какой странный смысл здесь имела логика, которую чувствовали все трое! Власти убили жену Коннорса. Здание Башни мира было новейшим символом этой власти. Да? Или нет?
Они сидели молча, размышляя об этом.
Потом инспектор произнес:
— Иногда мне кажется, что весь мир сошел с ума.
— Аминь! — ответил капитан.
* * *
Медленно, мучительно медленно женщины одна за одной влезали в матерчатую петлю. Некоторых приходилось буквально засовывать в мешок. Их ноги торчали через отверстия. У всех без исключения глаза были расширены от испуга. Некоторые плакали. Некоторые молились.
Паоле Рамсей выпал номер двадцать два.
— Я не хочу ехать, — сказала она мэру, когда они вместе ожидали ее очереди. — Хочу остаться с тобой.
Мэр, ласково улыбаясь, покачал головой. Это не была его широко известная предвыборная улыбка; эта улыбка приоткрывала его истинное «я».
— Я хочу, чтобы ты уехала, по чисто эгоистическим соображениям.
— Эгоизм? У тебя?
— Я хочу, чтобы ты уехала, — повторил мэр, — потому, что больше всего на свете хочу видеть тебя в безопасности. — Казалось, за улыбкой мэр старался скрыть иронию над самим собой. — Я хочу этого больше, чем попасть в Белый дом. Ты нужна Джилл.
— Джилл уже взрослая. Ты это прекрасно знаешь. — Паола осмотрелась по сторонам. — Где Бет?
— В офисе с Бентом. Они уединились на минутку.
— Я думала, она впереди меня.
Мэр и не помнил, когда в последний раз солгал своей жене.
— Я не знаю, — ответил он и посмотрел в окно. Спасательный пояс уже поднимался от крыши Торгового центра.
Генеральный секретарь ООН выкрикнул:
— Номер двадцать один, пожалуйста!
Никто не отозвался. Он вызвал снова.
— Эй, — сказал кто-то, — это ведь вы! Это ваш номер!
Девица в бикини, танцевавшая в углу зала, прервала свой машинальный ритуал. Потрясла головой, как будто хотела очухаться.
— Я думала, у меня сорок девять, — она рассмеялась. — Это отлично. — Она помахала всем рукой и помчалась на посадку. Голые груди ее подпрыгивали. — Вот и я, хоть и не в форме.
