— Смотри-ка, как Мурзик проголодался, — Алиса опять принялась дразнить Папу, тыкала ему в брюхо травиной. — Слушай, Калич, а вот ты бы в случае неотступного голода своего кошака сожрал, а?
— Неотступного голода не бывает, — сказал я. — Еду всегда найти можно.
— Ну да, конечно. Головастики, тритоны, знаем. Но если бы в пустыне. Есть ловушки такие — квадратные ямы бетонные, ты туда провалишься, а вместо еды — кошак Что будешь делать?
Об этом я не думал, зачем о неприятном думать?
— Вот, — Алиса ткнула в меня пальцем. — Вот это я тебе и говорю.
Алиса понюхала мясо, перевернула. Я видел, что мясо уже вполне себе прожарилось, но Алиса продолжала поворачивать шампуры, пока они не начали подгорать.
Поделили по три штуки.
Кабан на вкус оказался вполне изумительным. Сочным, мягким, я не заметил, как сжевал целый шампур и половину второго.
— Ну что? — подмигнула Алиса. — Это тебе не ежатина, это мясо. Ешь, Калич, пока дают. Хорошо ведь?
— Нормально, — согласился я. — Хотя можно было прямо там пристрелить, на лежке. Зачем все эти бега?
— Ага, тащи его потом оттуда. Так умнее. Знаешь, в мире очень мало приятных вещей. Рогатка — одна из них.
— Рогатка?
— Ага. Стреляет как из рогатки, метров на тридцать забрасывает, потом летишь-свистишь. Механизм простой совсем. Первый пробегает — ловушка взводится, второй бежит — срабатывает. А поскольку тут кабаны развелись, то лучше места для охоты не придумаешь. Вкусно ведь?
— Вкусно, — согласился я. — Только спать хочется, мяса много. Слушай, а чего вы здесь станицу не устроите?
— Место открытое, опасное. Под землей гораздо лучше. Зима скоро наступит, зимой холодно. У вас зимы как?
— Зимы как зимы. Холодно, конечно, печку топим…
— В берлоге сидим, да? — усмехнулась Алиса. — Навозом обогреваемся.
— Не все, — возразил я. — Я вот, например, не обогреваюсь…
— Тебе и в берлоге хорошо, это понятно. А ты про шахтеров слышал? Они все время под землей жили…
Алиса замолчала, стала прислушиваться.
— Чувствуешь? — вдруг спросила она.
— Что?
Я сразу поглядел на Папу, Папа спал, обожравшись мясом. Храпел даже.
— Вроде как смотрят… — Алиса принялась исподтишка оглядываться.
Я тоже стал озираться. Ничего подозрительного не было, но я вдруг тоже почувствовал, что за нами подглядывают. Опять… Или мутант. Сидит где-нибудь на ветке, пялится. Я вот, кстати, мутанта еще ни разу не видел, ни живого, ни мертвого. А Ной видел, он однажды вот так в лесу заплутался, запнулся, упал — и прямо на мутанта, да и раздавил в лепешку. Так вот, Ной рассказывал, что мутант небольшой совсем, с ладошку. А глаза здоровущие, желтые, страшные, даже у дохлого. А само тело щуплое, лапки хилые, хвост, чтобы вверх головой провисать. Одним словом, мал мутант, да говнист.
Вот и сейчас, может, он тут на нас пялится. Двоих не замутить, а он старается, напрягает мозг. А нам от этого и чудится, что следят за нами. Вообще, судя по катку, мутанты тут есть.
— Тебе ничего не чувствуется? — спросила Алиса. — Нет?
— Немного… Точно нельзя сказать. И кто это может быть, по- твоему?
— Да мало ли… — Алиса поковырялась в зубах. — Ладно, пускай пялятся.
— Пускай.
— Нет, пойдем отсюда, — Алиса поежилась. — Тут совсем уже недалеко. Южный порт. Там красотища, тебе понравится.
— Ага, — сказал я.
Глава 11
Moscow Inferno
Мы шагали вдоль длинного забора, исписанного непонятными кривобуквенными надписями и разноцветными знаками, большинство из которых было явно сатанинской природы. Так что даже слюны не хватало в них плевать, но я старался.
Алиса надо мной посмеивалась, у нее вообще было загадочное лицо, точно она собиралась меня чем-то удивить. Погаными надписями меня удивить нельзя — недалеко от нашей станицы проходила жэдэ, и там тоже стояли заборы, и на них много чего сохранилось с древних времен.
Но потом я, конечно, удивился.
Надписи на заборе кончились, и вместо них начались картины. Настоящие такие. Кто-то постарался изобразить на щербатых бетонных плитах всю погань, обитавшую в округе, и внутри Кольца, и за его пределами. Да еще с названиями изобразил, чтобы сомнений не возникало, где какая именно мречь, вот жнец, вот волкер, вот шейкер — шея в кольцо завернута, как живые все, даже неприятно, вот-вот кажется, спрыгнут. И на каждом рисунке отпечаток черной краской, видимо, по образцу сделанный, одинаковый.
Moscow Inferno
— Это что значит? — спросил я.
— Не знаю, — пожала плечами Алиса. — Это английский, а англичан сейчас совсем не осталось, вымерли от сплину. Что-то про Москву, кажется. Московская жопа, вот что.
Алиса хихикнула.
— Это культура называется, — сказала она. — Музей, типа — выставка достижений художественного хозяйства, как в допотопные времена. У вас в Рыбинске вот культура есть?
Я не ответил. У нас был один, Трофим, язвы его с детства мучили. Хорошо фигурки из дерева вырезал, целое собрание у него имелось. Тоже вот погань всякая, но не страшная, как здесь, а смехотворная. Вот типа так — два мреца сидят за пнем и в кости играют, а у одного башки вовсе нет. Или волкер, допустим, лежит со своими волчерятами, а они смешные такие, ушастые. Или строка, но не обычная, мелкая, а большая, со сливу. А в самой строке жилища устроены, по бокам пещерки, а сверху домики, козы пасутся, ребятишки мелкие, тщательная, короче, работа.
Гомер с неодобрением вроде как относился, хмурился, и мы однажды взяли, все эти поганки у Трофима отобрали и спалили в бочке. Расстроился он, плакал два дня, наверное, а мы смеялись над ним, бестолковые. А потом Гомер взял да и подарил этому Трофиму новую фигурку, сам вырезал шипигу — ее легко можно изобразить, подарил и сказал, что все мы, да и сам он, ошибались, греха в его поделках никакого, пусть дальше искусство развивает.
Трофим после этого много чего вырезал, целая полка, да сыть вот пожаловала, пришлось все сжечь, такая вот культура.
— Понятно, что нету у вас никакой культуры, — сказала Алиса пренебрежительно. — Вы же там тритонами одними питаетесь, какая культура от тритонов?
Я немного разозлился на нее за это, она мне своим задавачеством уже надоедать начала, но сделать все равно ничего нельзя пока было, и я промолчал, продолжил разглядывать эту настенную живопись.
Хорошо нарисовано, что и говорить. Все узнаваемые. На жнеце каждую секиру можно разглядеть, каждую зазубринку на лезвии. На мрецах червяки, желтые, жирные, и кажется, что даже и шевелятся. Остальная погань тоже, натурально так, похоже выглядела.
