– Она моя жена! – рявкнул он, рывком поднял Фабиану с места и потащил за собой.
– Отпусти! Ты не имеешь права…
В ответ Максимо взвалил ее на плечо, радуясь, что наконец-то можно сделать нечто такое, отчего его ярость немного утихнет. Фабиана колотила его по спине, осыпая непристойной испанской бранью. Он с грохотом захлопнул дверь номера и швырнул свою ношу на кровать.
– Чем ты занималась? Продавала свою благосклонность тому, кто богаче меня?
Лицо у Фабианы исказилось от злобы, она попыталась вскочить с кровати, но Максимо ударом сбил ее обратно и схватил за ворот платья.
– Похоже, у тебя короткая память. Ты моя, как и черная лошадь.
– Нет. Мое новое платье…
– Его купил тебе я. И не для того, чтобы ты флиртовала, подыскивая себе нового мужа или любовника.
Он разорвал на ней платье сверху донизу, зло скомкал обрывки и швырнул в сторону, на миг отвлекшись от Фабианы. Та мгновенно выхватила у него “кольт” и хладнокровно направила ему в грудь.
– Я могу тебя убить, Максимо! Он застыл, не сводя глаз с оружия.
Фабиана отползла от него подальше, встала, для надежности держа “кольт” двумя руками.
– Теперь проваливай и оставь меня в покое, – приказала она.
Его минутная растерянность прошла, гнев ослабел, поскольку Максимо всегда любил храбрость и ненавидел хныкающих женщин. Бросив на Фабиану насмешливый взгляд, он шагнул к ней, но она решительно взвела курок, и он подумал, что в приступе гнева она запросто его застрелит. Он сделал еще шаг.
– И как же ты объяснишь убийство?
– Люди будут на моей стороне. Думаешь, они меня повесят? – Она гордо покачала головой, а он сделал еще один шаг. – Максимо, лучше уходи. Или я выстрелю.
Если он сейчас подчинится, его жизнь станет невыносимой, и тогда ему Действительно лучше умереть.
– Ты правда этого хочешь? – вкрадчиво спросил он, медленно поднимая руку.
– Да, – ответила Фабиана. Но “кольт” был слишком тяжел для нее, она устала его держать, поэтому дуло чуть заметно опустилось.
– Ты не желаешь ничего слушать… – вкрадчиво начал он и в следующий момент ногой ударил ее по руке.
Выстрел получился оглушающим. Пуля разбила оконное стекло, “кольт” отлетел в сторону, Фабиана закричала от боли. Максимо швырнул ее на кровать, подмял под себя и, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, принялся расстегивать штаны. Он уже раздвигал ей коленом ноги, когда заметил в глазах Фабианы животный ужас, который, впрочем, тут же исчез. Максимо никогда не видел ее такой испуганной.
– Собирайся, – грубо приказал он, застегивая штаны и возвращая револьвер в кобуру.
– Нет! Прости меня, я же ничего не сделала!
Не удостоив ее ответом, Максимо вышел из номера.
К отъезду он купил новый фургон, в котором и поехала Фабиана, а сам отправился в путь верхом.
Первый день он скакал впереди стада, затем в хвосте каравана, поскольку нанятые работники хорошо справлялись с делом. Максимо нахмурился. Да, у него прекрасный сын, многообещающее будущее; не хватает только любящей жены, которой можно доверять. Но все решалось просто. Он горько засмеялся. Фабиана будет ему верна, если он станет самым богатым человеком в этой части Техаса.
Максимо снова начал гадать, уж не почудилось ли ему тогда в гостинице, что Фабиана испугалась. Нет, так оно и было.
Первые две ночи он спал под открытым небом и поднимался ни свет ни заря, чтобы никто не увидел, что он спит один. На третью ночь Максимо залез в фургон.
– Убирайся, – процедила Фабиана.
Но он заглушил поцелуем ее возмущенные протесты, затем подмял под себя и чуть приподнялся, чтобы взять ее за грудь. Вскоре Фабиана уже обнимала его.
Глава 18
Каролина глядела вслед Сойеру до тех пор, пока тот не исчез из виду. В душе осталась пустота, тупой болью ныло сердце, перед глазами все расплывалось. Потом она села на крыльцо, закрыла лицо руками и заплакала. Она до последнего надеялась, что Сойер не уедет, хотя ей пора уже было его узнать. Он такой же суровый, как неприветливые прерии Техаса, а тот, кто однажды вернулся к сгоревшему дому и убитой семье, привык уезжать, не возвращаясь с полдороги. Как же ей плохо!
– Сойер, – прошептала она, моля Господа защитить его в пути.
Каролина вошла в дом и занялась обычными делами в надежде, что работа заглушит боль потери. Но тщетно.
– Черт тебя побери, Сойер Дэй! – в тоске воскликнула она.
Дни текли за днями, одинаковые в своей пустоте. Сначала уволился Карлсон Макдермотт, а неделю спустя Рамон сообщил, что уехал Бен.
– И ты уходишь? – Девушка отвернулась, чтобы скрыть досаду.
– Нет, мисс Каролина, я останусь. Когда снова будем в городе, наймем других, а может, заглянет какой-нибудь странствующий работник.
– Ты очень добр ко мне, Рамон.
– Я вам помогу. Ведь скоро может вернуться ваш муж.
– И команчи тоже, – сухо произнесла она, подавляя желание крикнуть, что Сойер не вернется, он ей больше не муж.
Рамон пожал плечами и сел завтракать, а вскоре к ним присоединились Уилл с Куртом.
После этого разговора Каролина начала работать вместе со всеми. Кожа у нее загорела дочерна, волосы отросли до прежней длины; Рамон оставался вежливым, предупредительным, и она знала почему; ждал, что вернется Сойер.
В конце концов он начал расспрашивать о нем, и вскоре Каролина поняла, что Торрес считает ее брошенной женой. Он стал еще более внимательным, чаще разговаривал с ней, веселил историями о своих первых днях на ранчо или рассказывал о предвоенных годах, когда строили форты, а на границе было гораздо спокойнее; о том, как началась война, армия отсюда ушла и индейцы начали отвоевывать свои земли, как большая часть техасцев поддержала конфедератов; о том, как, после запрещенной дуэли сбежав от суда, Джон Брендон осел на ранчо, зная, что придет время и снова вернется армия, чтобы сражаться с индейцами. Ни Фабиана, ни Максимо, ни Джастин в разговорах никогда не упоминались.
Работая с ней бок о бок, Рамон незаметно стал называть ее просто по имени, без “мисс”.
Однажды, когда ливень переполнил высохший ручей, им пришлось вызволять корову с бычком, застрявших на островке посреди бурлящего потока. Каролина стояла на берегу, а Рамон сумел подобраться к ревущей скотине и попытался вывести бычка, но обезумевшее от страха животное столкнуло его в ручей. Торреса проволокло вниз по течению до упавшего дерева, которое отделяло от берега насколько футов несущейся мутной воды.
– Рамон, держи! – крикнула вымокшая до нитки Каролина, бросая ему лассо. Рамон поймал его с первого раза. Тогда девушка привязала другой конец к седлу и, взяв лошадь под уздцы, начала медленно отводить ее от берега, и Рамон с большим трудом выбрался из ревущего потока. Каролина хотела помочь ему, и оба упали. Она лежала рядом с Торресом, и сердце у нее будто споткнулось, когда она заглянула в его бездонные черные глаза.
