– А если они уже там? – спросил Курок. – Сидят, целятся. Тогда что?
– Вряд ли. Если отряд большой, в доме неудобно останавливаться. Все по разным квартирам, атаман не видит, что бойцы делают. Нет, они где-то за станицей. Значит, слушай приказ. Сидеть здесь.
– Но…
– Здесь, – оборвал я. – Ясно?
– Ясно.
Курок кивнул.
Я вышел на воздух.
Погода благоприятствовала. Гарь средней непроницаемости, хорошо просматривались только ближние дома, метров за пятьсот висела плотная серая тряпка. Солнце при этом светило достаточно ярко. Хорошее солнце, хотя несколько и красноватого оттенка, пойдет.
Опрокинутые ящики с рассадой, растоптанные помидоры, бутылки вокруг стеклянные, другой мусор.
Я потянулся, стараясь при этом осмотреть как можно больше окон. Никого.
Командор. Мрачный. Сидел на камне. Местное отребье тащило девку, мелкую совсем. Девка упиралась и визжала, сопротивлялась. Вчерашняя. Та, которую вечером поливали, а она хохотала громко.
Несколько крысоедов держали довольно толстую бабу, мать, наверное. Баба старалась вырваться.
Я подсел к Командору.
– Их там действительно двое?
– Что?
– Двое пришли?
Командор кивнул.
– В который раз приходят?
– В четвертый.
– И вы терпите?
Командор промолчал.
– Терпилы…
– Неизбежное зло, – вздохнул Командор. – Мы очень неудачно расположены. Конечно, здесь мы защищены от мерзости. Но вот люди…
– Одни и те же приходят? – перебил я.
– Ага.
– Девчонок потом возвращают?
– Нет… Не всех…
Мне захотелось этих эстакадников перестрелять. Или лучше покидать их всех вниз, к этим. Но я успокоился. Вспомнил, кто тут живет. Психи, потомки психов, психи в третьем поколении, с рогами скачут, с них даже взять нечего.
Кто-то скинул веревочную лестницу. Девчонка заорала. Снизу захохотали. Командор отвернулся.
Я осматривался по сторонам. Соседние дома. Высокие. Где-то должен быть наблюдатель. С биноклем. В окне или на балконе. Солнце за нас, ему прямо в глаза светит, проблеснет, никуда не денется.
– Понимаешь, мы мирная община… У нас нет оружия, и мы его не хотим…
Командор достал из-за ворота пацифик.
– Это древний знак мира, он у всех, у тебя, наверное, тоже… Да и нельзя нам оружия. Представь, оружие у нас…
– Оружие должно быть у всех, – сказал я. – Без оружия человек легко становится добычей.
– Все так устроено, мир так устроен. Человек всегда становится добычей…
Плохой этот Командор. Хотя, наверное, среди них он вполне командористый, голос, зубы…
– Человек – не добыча, – сказал я. – Он хищник. Он говорит, все повинуются.
Крысолюбы подволокли сопливую к краю. Вчерашний вечерний рогач достал бутылку с темным настоем и стал вливать девке в рот. Она уже не шибко сопротивлялась, устала.
Снизу загигикали. Снова пальнули.
Сверк. Второй правый дом, четырнадцатый уровень, этаж то есть. Высоко забрался. Хороший бинокль, знатно бликует. Предусмотрительные.
Я встал, потянулся, хрустнул плечами.
– Ты куда? – с тревогой спросил Командор.
– Погуляю…
Девчонка совсем уже расползлась, видимо, хорошо опоили, обогнул их справа. Наклонился, повозил ладони по земле, стряхнул о куртку. Подошел к краю эстакады. Выглянул.
Так и есть, двое. Один с обрезом, у другого штурмовик старый. Облезлые. Бродяжного вида. Ублюдочного. Парша на морде, язвы.
Странно. Вот мир осыпался, погань повылезала, надо, казалось бы, объединиться и разобраться. Нет, в горло друг другу. Но с другой стороны, это и ничего, разом избавимся, и от тех, и от этих.
– Эй… – позвал Командор. – Ты что…
Дальше все было быстро. Высунулся, швырнул, перекинул, высунулся, швырнул.
Первым удачно попал, в того, со штурмовкой. Рядом с шеей, он сразу повалился. Второй оказался шустрым, отскочил, в плечо я промазал. По голове попал. Касчонка у него кое-какая напялена была, удар смягчила, но на ногах не устоял, завалился и уже с земли стрельнул.
Сразу с обоих стволов. Совсем мимо.
Я перескочил через парапет, упал на лестницу, съехал вниз.
Один прочно успокоился, другой…
Другой поднялся. Покачиваясь. Морда в крови. Потянулся, поганец, к патронам, но я уже поднял топорик.
Тогда он бросил обрез и побежал. Зря это он, конечно. Но мне жалко не было ничуть. Вот топор об эту дрянь пачкать жалко. Из штурмовки стрелять нельзя, вполне может быть эти договорились, ну, что из обреза если стреляют – это все в порядке, а если из винтовки начнут, то опасность.
Тогда я подобрал «свина». Убогий обрез, короткий слишком, несбалансированный. Из такого только в упор. Проволокой разноцветной опутан, бисер. Двенадцатый. Двенадцатый для обрезов первый калибр, ну, шестнадцатый еще, и очень редко восьмой. У меня в патронташе каждого по два патрона, на всякий случай, много у нас любителей обрезов.
Зарядил сразу два.
Хитро этот бежал, зигзаги выписывал. Только местность была особо не раззигзагишься, первая пуля чирканула по плечу, вторая уже попала точно в спину. Больше не посмеется.
Обернулся.
В доме снова сверкнул бинокль. Стоит поторопиться.
Я дернул к дому.
Вообще, я неплохо бегаю. Раньше мог бежать, наверное, целый день, теперь, конечно, нет. Расслабился и разжирел, но все равно, на Варшавской со мной вряд ли кто потягается, куда этой немощи. До нужного дома ноздрей доплюнуть, я добежал до него меньше чем за две минуты, до ста не успел досчитать.
Дом был с одним входом, типа башня, раньше много башен настроили, экономили землю. Уровней тридцать, не меньше, я прибрал дыхание и вошел.
Светло. Новая архитектура, очень много света внутри – могли ли вот тогда представить, что люди в трубах будут жить? И крысами питаться.
Послушал. По лестнице гремели шаги, наблюдатель катился вниз, бедняга.
Винтовка стояла у стены, рядом с батареей. Тоже штурмовик, тоже древний, тяжелый, с длинным кривым магазином. Я чуть не рассмеялся. Нет, глупость человеческая… Этот дурак поленился вверх тащить оружие – внизу его оставил. Конечно, у него наверняка там есть какая-нибудь фукалка, но ею сколько ни стреляй, свои не услышат. Совсем никакого сопротивления, сволочи, не ожидали. Видимо.
Я убрал винтовку, сам спрятался под лестницей, стал ждать.
