— Ну, если вы так любите точность, то двадцати трех тридцати.
— Когда вы уходили, Бекбулатов дома оставался?
— Да. А потом уехал. Я из своего двора слышал, как он машину завел.
— Куда поехал не знаете?
— Нет, за весь вечер он ни словом не обмолвился, что собирается уезжать.
— Ладно, спасибо.
День был воскресный и Валиеву Женя также застал дома. Его не пустили даже во двор. Разговор с Гулей оказался еще короче. Маленькая, похожая на подростка женщина в спортивном костюме и галошах была немногословна.
— Бекбулатова?.. Знаю… Да, ездила с ним, встречала мужа, он из Америки прилетел… Рейс пятьсот сорок четвертый, верно… Перелет семнадцать часов занял. До сих пор отойти не может с дороги… Мужа позвать?.. Нет?.. Как хотите!.. Да, с Рамилем уехали в двадцать три тридцать, а вернулись в час… Всего доброго!..
Женщина повернулась и юркнула за калитку рядом с большими зелеными воротами.
Глава пятая
Женя вернулся в магазин в тот момент, когда Хвостов допрашивал самого молодого работника магазина кассира Свету. Рыжеволосая девица с лицом "сердечком", острым носиком, сочными яркими губами и круглыми глазами, похожими в обрамлении длинных густо накрашенных ресниц на два солнышка, сидела напротив Хвостова, закинув ногу на ногу, и бойко отвечала на вопросы. На ней было белое шерстяное платье, облегающее ее стройную фигурку как чулок.
Хвостов удивленно оглядел помощника и проворчал:
— Нашел время по парикмахерским ходить. Здесь дел невпроворот, а ты красоту наводишь. Переодеться успел…
— Жарко же, Борис Егорович, — оправдываясь, сказал Селиванов. — А стригся я для пользы дела.
— Ладно, проходи, садись, — брюзжал начальник. — Вот знакомься, Чекмаева Светлана Сергеевна — типичный представитель молодого поколения. Штукатурка сыплется с лица; в голове шмотки, мальчики и деньги; кумир — Земфира; мечта — стать топ-моделью. Угадал, Светик?
Девица, с интересом и вниманием следившая вначале за диалогом Хвостова и Селиванова, а затем за речью майора, издала звук, напоминавший ржание, и в знак согласия кивнула. Очевидно, Хвостов нашел с девушкой общий язык, у них установились полудружеские, полушутливые отношения и ей очень нравилось все то, что сейчас с ней происходило.
— Можно я закурю, Борис Егорович? — тоном избалованного ребенка попросила Чекмаева. Она решила, что с Хвостовым можно и покапризничать.
— Кури, Света, — милостиво разрешил Хвостов. — Родители-то знают?
— О чем?.. О том, что курю? — девица деловито достала из крошечной сумочки помятую сигарету и зажигалку. — Не-а… Ловили в детстве пару раз, а сейчас думают, что бросила.
Майор придвинул к собеседнице пепельницу.
— Отчего же сигареты не в пачке?
У Светы были такие длинные ногти, что просто не верилось, что она может что-то делать руками. Однако она с завидной ловкостью крутанула пальцем колесико зажигалки и, поднеся огонек к кончику сигареты, жадно затянулась.
— Да я утром три сигаретки купила, две с подружкой из соседнего магазина скурили, одну сейчас. Еще две куплю, мне до вечера хватит.
— Школу давно закончила?
— В прошлом году.
— Как в "Бриллиант" попала?
— Да я здесь только месяц работаю. В институт не поступила. Надо же как-то год прокантоваться. Окончила курсы бухгалтеров, потом три месяца без дела болталась. Ну, меня на работу Кадамов и взял. Он знакомый моей матери. — Света вновь глубоко затянулась и стряхнула пепел.
— Ну, кто же так курит-то? — с притворным возмущением воскликнул Хвостов.
Глаза-солнышки несколько раз хлопнули.
— Нэ-э поняла!.. Как?..
— Да как мужик, который курит самокрутку. — Хвостов сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. — Курить нужно легко, красиво. Руку держать на отлете. Стряхивая пепел, изящно постукивать подушечкой указательного пальца по сигарете. Ты должна быть элегантна, эротична, если хочешь. В этот момент все мужчины должны любоваться тобой. А ты смолишь, смотреть противно.
У Светы отвалилась челюсть. Не зная, как реагировать на замечание майора, она на всякий случай хохотнула:
— Га-га… Скажете тоже — эротична. Что я вам, звезда какая, что ли?
— Очень надеюсь, ею станешь, а к тому времени бросишь курить, — прохрустел майор. — А признайся, Светик, на свадьбе у Нечаева весело было?
— Да чего уж там веселого-то? — Чекмаева еще раз затянулась, на сей раз не так жадно. — Взрослые дядьки и тетки напились и начали танцевать. Прыгают, как козлы, еще свет вырубили. Смешно.
— А ты не танцевала?
— Ха-ха!.. Ну, попрыгала тоже немножко! Не весь же вечер на стуле ерзать.
— А так что же, весь вечер сиднем и просидела? Не выходила никуда?
— Да нет, — как-то лениво отозвалась Света. — Выходила пару раз покурить.
— Ну, не одна же, наверное?
Света хитро сощурила один глаз.
— А с вами, Борис Егорович, нужно держать ушки на макушке. Подловить на чем-то хотите, да? Не выйдет! Я весь вечер на свадьбе не разлучалась с Игорем. Он наш продавец.
Хвостов откинулся на спинке стула и осклабился.
— Умная девочка! Ты что же с Игорьком этим встречаешься?
— Да как вам сказать… Увивается он вокруг меня. Но он какой-то слащавый, прилипчивый… — Света замялась, потом, очевидно решив, что не стоит дальше распространяться на эту тему, смешно покривила рот: — В общем, он не в моем вкусе…
— По-видимому, вкус у тебя изысканный. В котором часу вы ушли от Нечаевых?
— Вместе со всеми. Около половины второго, наверное. Игорь проводил меня до дома.
— На свадьбе ничего интересного, странного — короче, из ряда вон выходящего не произошло?
Света наморщила лоб и закатила глаза к потолку. Через пару секунд ее зрачки приняли обычное положение.
— Не припомню… Разве что Саша — это еще один наш продавец — напился… — Продолжать Света не стала. По лицу майора она поняла, что это было не то происшествие, которое могло его заинтересовать.
— А как ты думаешь, Света, — Хвостов перешел на такой тон, каким одна подружка поверяет свои секреты другой. — Кто убил охранника и ограбил магазин? У тебя есть на этот счет свое мнение?
Девушка сразу стала серьезной. Она потушила сигарету и изобразила на лице недоумение.
— Ума не приложу, Борис Егорович. Все, и я в том числе, считаем, что сделал это кто-то свой. А вот кто…
Хвостов не так давно бросил курить и вид пепельницы, очевидно, вызывал в нем тоску по тем дням, когда он мог позволить себе пару крепких затяжек. Но начавшиеся вдруг проблемы с давлением и сердцем, к несчастью, а может быть и к счастью, заставили майора отказаться от дурной привычки. Хвостов убрал пепельницу в стол, затем черкнул несколько слов на листке бумаги.
