Я поднялась на второй этаж. Кабинет был открыт, но, к моему недоумению, Казариновой там не было. Еще больше я удивилась, обнаружив развалившегося в кресле, мирно дремлющего Павлика.
Павлик – это оператор, прекрасный, но фантастически ленивый. Заставить его работать можно только пинками. Никто не знает, сколько ему лет – возраст свой он скрывает, словно красна девица, – но не больше двадцати четырех. Наверное, чтобы скрыть свою несомненную молодость, он отпустил бороду, густую и неухоженную, скрывающую почти все его лицо. Впрочем, у Леры свое объяснение. Она утверждает, что Павлику просто лень бриться. Вполне возможно.
– Ты что здесь делаешь? – Пожалуй, тон мой был не слишком любезным.
– Сижу, – он даже не соизволил открыть глаза. – Опытным путем я выяснил, что это кресло как минимум второе по удобству на студии.
– А первое где? – не удержалась я.
– У председателя в приемной. Но оттуда Анастасия Дмитриевна выгоняет.
Да, нрав у секретарши председателя нашей телекомпании был вполне… секретарский. Она бы ни за что не позволила Павлику обосноваться вот так в своих владениях.
– А куда Лера подевалась?
– Пошла чернослив мыть.
– А-а. Понятно.
Лера очень заботилась о своем здоровье. Она постоянно занималась какими-то особенными целебными гимнастиками, категорически отказывалась принимать алкоголь, даже в малых дозах, и питалась по определенной системе. Правда, системы со временем менялись. Этап раздельного питания закончился примерно полгода назад, и теперь Казаринова была сторонницей вегетарианства и сыроедения. Она почти все время грызла какие-то орешки, жевала курагу, изюм и чернослив, а на обед приносила себе в баночке мед, смешанный с лимоном, который запивала минеральной водой без газа. Павлик беззастенчиво воровал у нее все эти лакомства, декламируя при этом детский стишок: «Если от многого взять немножко, то это не грабеж, а просто дележка…» Лера бесилась и устраивала ему скандалы, а мы с Галиной Сергеевной вынужденно развлекались.
Галина Сергеевна – четвертый член группы, работающей над программой «Женское счастье», режиссер. Вот угадать ее возраст еще сложнее, чем Павлика. Правда, несколько лет назад, когда я уже работала на студии, а Леры с Павликом еще не было, общественность раскрутила ее на празднование юбилея. Тогда Галина Сергеевна согласилась считать, что ей сорок. С тех пор сорок ей так и осталось. Хотя время от времени она вспоминала о каких-нибудь событиях и людях, с которыми работала на студии больше тридцати лет назад, но никого настолько неделикатного, чтобы ловить Галину Сергеевну на этих маленьких неточностях, в ее окружении не было.
Собственно я, Галина Сергеевна, Лера и Павлик – вот и все. Разумеется, в конечном итоге над передачей работает гораздо больше народу, но основной костяк «Женского счастья» – это мы, четверо.
У Павлика как у оператора имеется, впрочем, свое начальство, которому иногда удается отправить его на съемки с другим редактором и другим режиссером. Но сам он искренне считает себя членом нашей группы и каждую свободную минуту проводит здесь, в двадцать четвертой комнате. Похоже, правда, что влечет его сюда не преданность работе, а мягкое кресло.
Вернулась Лера, вся такая деловая и собранная. Прямые светлые волосы собраны в хвостик и удерживаются большой заколкой, отделанной бисерными розочками. Забавно, одевается она всегда очень просто, я ее, кроме как в джинсах и водолазке, вообще больше ни в чем не видела, а вот заколки меняет каждый день. И всегда это что-нибудь крупное, монументальное. Особенно мне, помню, понравилась тайваньская, из фальшивого розового жемчуга. И еще одна, украшенная крохотными зеркалами. Стоило Лере пошевелиться, как по всему кабинету начинали скакать солнечные зайчики. Очень милая была вещица.
Лера поздоровалась, присела на край стола, болтая ногой, поставила рядом блюдечко с черносливом. Павлик приоткрыл один глаз, оценил расстояние, понял, что не дотянется, и снова сделал вид, что задремал.
– Выжидает, – кивнула она в его сторону. – А вот фиг ему! Знаете, Ирина, это не человек, это ходячий желудок какой-то!
Ага, сегодня я «Ирина», нормально, рабочее состояние. Настроение Леры я определяла элементарно просто. Если она называла меня «Ирина Анатольевна» и сопровождала это холодным блеском серых глаз, то лучше всего было держаться от нее подальше, поскольку это означало, что помощник режиссера в крайнем раздражении. Просто «Ирина» и на «вы», как уже было сказано, все в порядке. И только несколько раз за время нашей совместной работы Лера называла меня Ирочкой и говорила «ты». Обычно это было после особенно удачных передач.
Самое интересное, что индикатором могла служить только я. Манера обращения к остальным сослуживцам, насколько я могла заметить, от настроения у нее не зависела.
– Шеф в курсе, что мы Маранелли приглашаем, и очень доволен, – сообщила Лера. Шефом за глаза, естественно, мы называли заместителя председателя по телевидению, Евгения Ивановича Кошелева, наше начальство. – Он внуков в цирк водил, видел их выступление. С цирковыми я договорилась, они нам сегодня на репетиции свой номер покажут, можно будет записать все аккуратненько. Какие нужно моменты, повторят, с удовольствием. Зрителей потом подмонтируем, я уже проверила, этого добра у нас полно.
– Когда едем?
– К двенадцати. Можно было раньше, но я побоялась, Галина Сергеевна опоздать может, – она выразительно посмотрела на часы.
– Может, – согласилась я. Галина Сергеевна опаздывала всегда и везде. С ее особенностью никто уже не пытался бороться, просто все учитывали ее в своих планах.
– Машину еле выбила, – продолжала докладывать Лера. – То есть Андрей Юрьич давал, но Ганеева. А с ним разве можно дело иметь? Я Шилова выпросила, он и подождет, если нужно, и поможет всегда. Андрей Юрьич не соглашался, говорил, что уже в район ему путевку выписал, но Костя, как только услышал, что Лебедевой машина нужна, сразу все как-то устроил.
Я вздохнула. Костя Шилов, здоровенный парень с лицом и фигурой Дольфа Лундгрена, после службы в армии устроился к нам на студию шофером. По натуре молчаливый, он никому не рассказывал о своих армейских подвигах, но слухи ходили самые невероятные – про какие-то суперэлитные спецназовские войска, про горячие точки, про два ордена «За личное мужество»… Ходили по студии и другие слухи, вовсе меня не радовавшие. Смысл их в том, что, увидев однажды Ирочку Лебедеву, Костя с первого взгляда безнадежно влюбился и ради одного ее взгляда теперь готов… ну, на что там обычно готовы безнадежно влюбленные?
Не знаю, я лично ничего такого не замечала – Костя никогда не навязывался и чувств своих не демонстрировал. Хотя вру, конечно, что значит не замечала? В конце концов, я женщина, к тому же живая и вовсе не безмозглая. Просто я замужем, у меня хорошая крепкая семья, и зачем мне эти осложнения в личной жизни? Вот и предпочитала держаться так, словно ничего не происходит. Тем более что Костю это, похоже, вполне устраивало.
