– Как такое может быть?
– В нашем мире может быть все. Мы все рождаемся мертвыми. Ведь мы не живем уже потому, что кто-то далеко может решить положить конец жизни. Мы все мертвы, потому что наши жизни нам не принадлежат. За нас решали и решают они.
– Кто?
– Кеволеч!
– Кто это?
– Это человек. Только наоборот. – Девушка продолжала говорить, не раскрывая рта. – Ты когда-нибудь видел зеркало?
– Да, – Николай кивнул.
– Я ненавижу зеркало. Я вижу в нем правду. То, какая я есть. И каждый, кто смотрит в зеркало, видит античеловека. Себя! Каждый… Абсолютно каждый считает себя лучше, умнее, красивее, благороднее, достойнее других. Но если посмотреть в зеркало. Если приглядеться… Это кеволеч! Истина! Урод! Тот что хуже, тупее, уродливее, примитивнее и жаднее… Каждый… Только мир таких существ мог превратиться в могилу для всех. Мы родились мертвыми. Мы – кеволеч… Смерть, это отражение жизни. И только в отражении, взглянув на себя со стороны, можно увидеть правду… Кеволеч…
– Но я… Я стрелял в тебя… Ты не держишь на меня зла?
– Моя смерть во время жизни закончилась. Настала очередь жизни после смерти. – Она протянула к нему обезображенную руку, – Пойдем со мной.
Он испуганно попятился.
– Нет! Я не могу!
Она опустила руку и грустно на него посмотрела.
– Я некрасивая. Да? Ты не думал, что встретишь такую уродину? А в нашем мире возможно все. Все! Только не чудеса…
…Николай вздрогнул и резко вскочил со своего сидения, на котором спал. Тронувший его за плечо Сквернослов отпрянул.
– Колян, ты чего?! – спросил он.
Васнецов сидел и тяжело дышал, держась руками за голову.
– Что-то в последнее время мне снится всякое… Хоть вообще не спи…
– Ну да, – усмехнулся Вячеслав, – Это чтоб ты да не спал! Ладно, братишка, забудь. Это всего лишь сон. Взбодрись. Твоя очередь вахтить.
Васнецов кивнул и принялся одевать бушлат. Он с удивлением заметил новую заплатку на том месте, где одежда была разорвана недавним выстрелом Раны.
– Делать нечего было, вот я и заштопал. – Подмигнул Сквернослов, – С тебя причитается.
– Спасибо Славик.
– Да ладно. Должен будешь. Спокойной вахты тебе. Кстати, – Вячеслав как-то замялся и пристально посмотрел на Николая. – Мне Варяг рассказал про пистолет Бражника.
– И что?
– Это ненастоящий ПМ. Травматический.
– То есть?
– Ну, ствол у него ужатый. Только для стрельбы резиновыми шариками. Да и патронов в нем не было.
– То есть, ты хочешь сказать, мы убили безоружных людей?
– Ну, какие же они безоружные. Да и кто знать то мог, что Бражник блефует? Ладно. Не бери в голову. Просто… Ну просто… Такие вот дела. – Вячеслав вздохнул, явно жалея, что сказал об этом Николаю. – Спокойной вахты. – Он улегся на место Васнецова, положив под голову шапку и подняв воротник бушлата.
* * *
Тишина и ленивые минуты, которые тянулись как густая липкая вязь, не желая давать времени, течь как ей положено, угнетали, превратившись в настоящую пытку. Это оказалось еще хуже, чем так нелюбимые им дозоры в общине. Там хоть их было четверо бодрствующих. И было с кем поговорить. Николай вообще любил одиночество и тишину. Но только не сейчас. Сейчас одиночество стало для него медвежьим капканом. Той ловушкой, которую поставил страх. Причем страх этот, казалось, охотился именно на него. Ворох нехороших мыслей будоражил его, обрекая на постоянное смятение. Чтоб хоть как-то отвлечься, он стал тихо напевать:
Под черным небом
Черной земли
Черные люди, детища тьмы
В черных людях черная кровь
Но они все равно ищут любовь
Ту, что могла бы спасти от беды
Сделать цветными их черные дни
Черным людям некогда жить
Они никогда не умели любить
В черных людях злоба одна
Что в черных душах живет навсегда
Под черным небом
Черной земли
Черные люди, это все мы…
Однако подобная примитивная песня делала еще хуже, но другой он сейчас вспомнить не мог. Он снова и снова прокручивал то, что случилось в том вагоне. И убийство девушки. Он все больше склонялся к мысли, что такой исход действительно был неизбежен. И это могло послужить хоть слабым, но утешением. Но были и другие мысли. А не делает ли он выводы о неизбежности такого исхода, лишь для собственного утешения? Не занимается ли он самообманом? Ведь когда-то, кто-то, принял решения нажать на пресловутую красную кнопку, с мыслью, что это единственный и неизбежный выход. Какой выход? Куда? Что бы было, если бы люди не спешили бросаться своим страшным аргументом – оружием? Мир был бы жив. И эта девочка родилась бы наверняка нормальной. И он не отправился бы на Аляску. И не встретил бы ее. Такие, как ее отец, не убивали бы жителей Москвы. Варяг не убил бы его. Коля не убил бы Рану. Да и звали бы ее по-другому. Если бы… Так может и он поступил так, как те, что погубили мир? Хотя… Люди завидовали, убивали и воевали и без атомной бомбы. Всегда. Как это слово во сне… Кеволеч…
Николай снова взглянул в смотровую щель. На улице тьма. Падали редкие снежинки. Ему вдруг захотелось, чтобы что-то произошло. Что угодно. Но то, что отвлечет от увлекающих за собой крутящихся в ледяном вихре мыслей. Он посмотрел в перископ. В него вообще ничего не было видно. Очевидно, снаружи он уже был заляпан снегом. В конце концов, на Луне никакого снега не существовало. И ни у кого из тех, кто сконструировал эту машину, не могло возникнуть и мысли, что перископ надо снабдить каким-то обогревом или иной системой защиты от снега. Васнецов твердо решил выйти из лунохода и очистить смотровой прибор. Он застегнул свой бушлат на все пуговицы, посильнее натянул на голову шапку и опустил на глаза пластмассовые очки. Взяв в руки свой автомат, он медленно, стараясь никого не разбудить, двинулся к кормовой двери. Аппарель открывать нельзя, иначе от нахлынувшего с улицы холода его товарищи проснуться и будут весьма недовольны. Поэтому он осторожно открыл в аппарели дверь и, потянув за ней рукоятку, заставил телескопический шлюз выдвинуться наружу. Затем он перешагнул в образовавшееся пространство шлюзовой камеры и закрыл за собой внутреннюю дверь. Теперь можно выходить. Приоткрыв наружную дверь, он почувствовал, как морозный воздух мгновенно заключил его в цепкие объятия. Николай выбрался наружу и стал осматривать луноход. Как ни странно, он так и не успел толком разглядеть эту машину. Ни в тот раз, когда она появилась впервые перед их блокпостом, ни тогда, когда они пришли в ангар, ни во время вылазки к тому поселку, в котором им довелось пролить кровь. Теперь он внимательно осматривал этот вездеход, желая найти легкий путь на его крышу. Это оказалось не так сложно. Васнецов закинул одну ногу на верхнюю ветку гусеницы и ухватился за один из двух цилиндров, что находились по оба борта машины. В этих цилиндрах располагались выдвижные антенны для связи с Землей или космосом. Теперь он ступил на выступ левого борта и по двум поручням на цилиндре с легкостью взобрался на черную клетчатую крышу лунохода. В центре крыши был небольшой белый шар с круглым глазом перископа. Он действительно залеплен снегом. Николай очистил смотровой прибор и, рассевшись на крыше поудобнее принялся осматриваться. Все-таки это гораздо интереснее и продуктивнее, нежели смотреть через узкие щели машины. Луноход стоял в узкой и довольно глубокой лощине, хорошо скрывающей его. По склонам лощины из снега торчал кустарник. Чуть выше росли деревья. И вокруг густой лес. А на вершине правого склона…
