Таня сразу заметила перемену в расположении духа гостя и с порога шутливо продекламировала:
— Гирей сидел, потупя взор;
Янтарь в устах его дымился;
Безмолвно раболепный двор
Вкруг хана грозного теснился.
Все было тихо во дворце;
Благоговея, все читали
Приметы гнева и печали
На сумрачном его челе.
Девушка присела передо мной на корточки, положила руки на мои колени и заглянула мне в глаза. Потом внедрила взгляд дальше, в душу.
— Все слышал, да?
— Конечно. Не глухой.
— Зато глупый… До сегодняшнего вечера мы не подозревали о существовании друг друга. У каждого из нас была своя жизнь… Разве тебе мало, что я привела тебя в свой дом? — Таня капризно надула губки. — Между прочим, тебя ждет сюрприз.
Я почувствовал признательность к Тане, восприняв ее слова за сигнал к переходу на постельный режим, взял девушку за плечи и притянул к себе. Она смутилась и увернулась от поцелуя.
— Ты неправильно меня понял, — пророкотала она, чуть отодвигаясь. — Сюрприз другого рода… Ты хотел бы прогреметь как журналист?
— Не понял… — мои мысли были сосредоточены на другом объекте: в большом вырезе халата я разглядывал великолепную грудь девушки.
— Ну, я имею в виду — стать известным журналистом….
Тут до меня дошел смысл сказанного, я тут же потерял к разговору интерес и убрал руки с Таниных плеч.
— Каким образом?
Глаза у нее загорелись:
— Что, если я подброшу тебе сенсацию, а ты напишешь статью?
"Шла бы ты со своими сенсациями!.." — психанул я в душе, однако выпятил нижнюю губу, якобы подумал, и сделал вид, будто заинтересовался.
— Ну?
Слегка возбужденная, Таня встала с коленей и сказала голосом старой интриганки:
— Идем со мной!
Я уныло взглянул на часы: время позднее, а на моем счету еще ни одного поцелуя, и без особой охоты поплелся за девушкой в прихожую. Мы прошли мимо спальни в коридор, и Таня толкнула дверь с изображением чернильного прибора и пера на стекле. Вспыхнул свет — мы очутились в кабинете с затхлым воздухом и старомодной мебелью. Сразу у стены стоял кожаный диван с откидными валиками, к окну приклеился массивный письменный стол со столешницей, обитой дерматином, возле него — два кожаных кресла с никелированными ножками и подлокотниками — все доисторическая рухлядь. Современными выглядели книжные стеллажи, которыми сверху донизу были заняты две противоположные стены. На них теснились книги, большинство — опять-таки в кожаных переплетах. Кожаная комната какая-то.
— Кабинет моего отца, — сказала Таня, когда я огляделся.
— Кстати, где он?.. Ты еще ничего не говорила о своем родителе.
На лицо Тани наплыла тень.
— Не так давно папа умер, — ответила она грустно.
— Прости за бестактность, но я не знал.
— Девушка проследила мой взгляд, промолвила, глядя на большую фотографию, что стояла на столе:
— Слева — мой папа, справа — его близкий друг.
Танин отец, седовласый мужчина лет шестидесяти, показался мне человеком гордым, умным, значительным. Его товарищ, судя по всему, ровесник, с аккуратной бородкой под Николая II, так же производил впечатление незаурядной личности. — "Старая гвардия" — окрестил я их, но в хорошем смысле слова.
— Поздний ребенок? я сел на диван — пружины хрястнули и больно вцепились в тело.
— Для папы, может быть. Я родилась, когда ему было сорок лет, маме в то время исполнилось только двадцать.
— Я тоже не из ранних. Мои родители произвели меня на свет, когда им стукнуло по тридцать три. Впрочем, не покажусь оригинальным, если скажу, что для мужчины и пятьдесят еще не возраст.
— А между мной, мамой и папой разница в годах ровно в два десятка.
— Магическое число, коль получилась такая прелестная девочка.
Таня обольстительно улыбнулась. У некоторых женщин кокетство бывает тяжеловесным и зачастую переходит в жеманство. У Тани же все движения тела, лица — и хотелось бы думать, души — были просты и естественны, как у непорочного ребенка. Я млел, когда мягкий локон челки падал ей на ресницы, и Таня по привычке смаргивала его. Подмигивание получалось умилительным.
Девушка подошла к стеллажам по правую сторону кабинета и, встав на носочки, потянулась к одной из книжных полок. Короткий халатик задрался на немыслимую высоту, оголив два полумесяца, сводящих с ума ягодиц и узкую, в один сантиметр, полоску бикини между ними. Глаза у меня стали в два раза больше обычного. Застарелая болезнь опять дала о себе знать, горячим потоком затопила пространство от живота и ниже… Я крепче сжал сладко нывшие бедра и, как неисправный пылесос, стал с шумом втягивать воздух.
— Проклятый тайник, никак не выдвигается! — Таня неистово дергала облицовочную планку книжной полки.
Намертво примагниченный взгляд не отрывался от двух полушарий.
— А?
— Тайник, говорю, не выдвигается, — Таня повернулась ко мне. — Помоги! — Когти дивана нехотя отпустили мои истерзанные бедра, я подковылял. — Возьмись за эту дощечку и потяни на себя, — сказала девушка. — Она должна выезжать.
— Со словом "тайник" у меня ассоциируется нечто такое, — я вырубил в воздухе квадрат, — ковер или картина, за ней массивная дверца… А ты так высокопарно: "тайник" о ящике без ручек.
— Такой тайник хорош для замка дворца или на худой конец, виллы, где стены толщиной не менее полуметра. В современных панельных домах с десятисантиметровыми стенами можно только устроить дверцу от сейфа.
Таня нашарила что-то в ящике и извлекла папку-скоросшиватель синего цвета. В ней была аккуратно подшита толстая кипа бумаг.
— Это и есть твоя сенсация? — заигрывая, я попытался отнять папку. Мы вновь затеяли бой, в котором одна сторона была атакующая, другая — обороняющаяся. — Покажи…
— Не-а… — достигнув стола, девушка присела на столешницу, болтая ногой. — Между прочим, эта папка дорого стоит. Ты один не разберешься в этих бумагах. Необходимо предисловие.
— Я понимаю, — обхватив руками хрупкий стан, я крепко прижал Таню к себе, приблизил к ней лицо и застонал от наслаждения.
— Не поймешь… — сказала девушка, слабея, но в эту минуту на столе заверещал параллельный телефон. Таня вздрогнула и не очень учтиво содрала с телефонного аппарата трубку. — Алло? Кто это? — Я расцепил руки с намерением тактично убраться из кабинета, но Таня удержала меня, положив ладонь на плечо. — Какой Семен Анатольевич? Ах, Семен Анатольевич! — Радостный возглас Тани не совпадал с выражением ее лица. — Теперь ясно. Я вас слушаю… — Девушка помолчала, потом ответила: — Почему никому не говорить? Как раз это я сейчас и собираюсь сделать, — бросила она многозначительный взгляд в мою сторону. — И много заплатите? Ого! Так щедро?! — в ее голосе звучала ирония. — Я не нуждаюсь в деньгах… — Таня секунду раздумывала, потом согласилась: — Ну, хорошо, я подожду день-другой… Мы можем встретиться завтра. Где, когда?.. Да устроит. Я постараюсь освободиться к этому часу… Давайте я на всякий случай запишу номер вашего телефона.
