I see trees of green, red roses too
I see them bloom for me and you
And I think to myself what a wonderful world…
Яхонтов обернулся к своим товарищам, и на лице его была улыбка и изумление:
— Хлопцы, это же Луи Армстронг, — прошептал он, боясь нарушить это пение.
I see skies of blue and clouds of white
The bright blessed day, the dark sacred night
And I think to myself what a wonderful world.
— Тот, который на луне первый побывал? — прошептал в ответ Сквернослов.
— Не… — Яхонтов медленно мотнул головой, — То был Нил Армстронг. А это Луи… Великий чернокожий американский певец. Какая песня чудесная, да?
The colors of the rainbow so pretty in the sky
Are also on the faces of people going by
I see friends shaking hands saying how do you do
They're really saying I love you.
I hear babies cry, I watch them grow
They'll learn much more than I'll never know
And I think to myself what a wonderful world
Yes I think to myself what a wonderful world.
Песня стихла и умолкла. Затем из динамика послышался другой голос и без мелодии. Голос был старческий и какой-то обреченный… Совсем не тот жизнерадостный Луи Армстронг… Голос человека живущего в мрачном настоящем:
— This is radio of the Hope Сity. We hope that you have survived. The end of today's translation. Bay.
И наступила тишина. Все сидели молча, пытаясь прийти в себя от произошедшего. От того контраста между такой красивой песней, вселяющей надежду и желание жить, хоть и наполненную непонятными словами. И странным обреченным голосом в конце.
— Варяг, скажи, о чем пел этот Армстронг? — выдавил, наконец, Васнецов.
— Он пел о том, какой замечательный мир в котором мы живем… — Затем вздохнул и покачал головой, — Жили, вернее.
— А потом, в конце, что там говорили?
— Похоже, они ищут выживших. Братцы, вы хоть понимаете, что это значит? Тут есть жизнь! Люди! И нормальные вроде люди! Ведь такая песня!..
— Варяг! — перебил его нахмурившийся Сквернослов. — Эти нормальные люди сделали атомную бомбу и ХАРП! И применили все это, между прочим!
Варяг молчал какое-то время. Затем обернулся и одарил Вячеслава снисходительной улыбкой.
— Только не те, чья душа умела так петь. Не все так скверно, Славик… Едем дальше…
И луноход снова тронулся с места.
61. HOSPITALITY
Пепельное облако перестало посыпать их грязью ближе к вечеру. День прошел незамеченным из-за мрака вызванного извержением. К счастью сам вулкан остался где-то в стороне, и они так его и не увидели. Окажись он на пути, это вызвало бы проблемы с поиском объездной дороги. Впрочем, связаться с орбитой тоже не удалось и радио более не преподносило сюрпризов, как было с песней Луи Армстронга.
Варяг вышел из лунохода и очистил перископ и стекла от пепла. Затем снова замерил радиацию. Норма. После этого он достал пятилитровую пластиковую бутылку с водой. Вылил воду в чайник из набора космонавтов. Остаток разлил по флягам и отрезал горловину. Набрал снег и растопил его у обогревателя. Вынес обрезок бутылки на улицу и швырнул в нее почерневшие от пепла стропы, которые все это время висели на левом пенале, в котором была спрятана одна из двух антенн. Надел резиновые перчатки до локтей и, засыпав в воду порошка, стал стирать. Все стропы там не помещались, и он стирал их по очереди, несколько раз, заменив воду. Аппарель была открыта, проветривая салон. Тихо гудел компрессор, нагнетающий в баллон уличный воздух. Укутавшийся тулупом Сквернослов смотрел на занятого стиркой Яхонтова и ухмылялся.
— А носки мне не постираешь, а Варяг?
— Я тебя, их сейчас сожрать заставлю, придурок, — беззлобно ответил искатель не прекращая работу.
Вскоре он закончил стирку. Замерил дозиметром снова побелевшие стропы.
— Норма, — удовлетворенно хмыкнул Варяг. Он вылил воду из обрезка бутылки и отшвырнул ее в сторону. Сложил стропы внутри пассажирского отсека лунохода и, закурив трубку, о чем-то задумался. Видимо решив, что мусорить нехорошо даже в таком мире, он побрел за выброшенной бутылкой и подобрал ее. Она валялась метрах в двадцати, укатившись по склону. Подобрав бутылку, Яхонтов направился к луноходу и вдруг остановился. Медленно повернул голову налево. Из снежного бархана, в вечерних сумерках выгладывал человек. Весь закупоренный в ладно сшитую одежду из оленьих шкур с таким же капюшоном. Лицо скрыто шерстяным шарфом. На глазах плотные лыжные очки. На поясе у него висели три небольших окровавленных капкана. За спиной рюкзак чем-то наполненный. В руке что-то вроде ручного гарпуна со стальной стрелой.
— Nice truck. — Сказал вдруг человек, кивнув на луноход. — Hi. How are you?
— Ноу бэд, — Варяг ответил, тщательно произнося слова и пристально глядя на незнакомца.
Услышав разговор, Сквернослов высунулся из лунохода.
— Колян! Смотри! Абориген! Первый пиндос которого мы встретили тут! — Воскликнул он.
Незнакомец теперь уставился на Сквернослова, явно удивленный его речью.
— What’s the language… Where are you from? You are Canadians? Mexicans?
— Ноу, ви а рашшенз, — оскалился Вячеслав.
— Fuck!!! — заорал вдруг человек и, вскинув гарпун, дернул курок.
Варяг успел отскочить, и стрела вонзилась в снег рядом с его ногой.
— Коля! Дай калаш! Я его упакую сейчас свинцом! — Воскликнул Сквернослов, выскакивая из лунохода. — Я первый завалю янкеса! — вопил он с каким-то диким азартом.
Незнакомец дернулся в сторону, но его лыжи перекрестились и, он рухнул лицом в сугроб.
— Идиот! Скотина тупорылая! — заорал Яхонтов. Николай отчего-то сразу понял, что кричит он это не в адрес американца, который его чуть не убил, а в адрес Сквернослова.
— Shit! Shit! Shit! Fucking shit! — вскрикивал американец, понимая, что попал в переплет и, решив, что живым из него не выпутаться. — Don’t shoot! Please! Don’t kill me!
— Изи мэн! Джаст релакс! Ви донт шут ю! Энд… Мать твою Коля убери нахрен автомат! — кричал Варяг, подойдя к лежащему незнакомцу.
— Но он чуть тебя не убил!
— Это Славик меня чуть не убил! Идиота кусок! Кто тебя за язык тянул, Сквернослов!
— Да я… блин… а что я сказал такого?
— Please! Please! — причитал перепуганный американец.
— Донт ворри! Ви донт шут! Ви гоинг фром пис!
— Чего Варяг говорит? — Николай уставился на оконфузившегося Вячеслава.
— Он говорит, что они твари, а он не шут и пришел писать. Блин, Коля, какого хрена ты у меня спрашиваешь? Я по-чухонски не шпрехаю, — Вячеслав был раздражен и обижен. Виноватым он себя не считал.
