Книга Ад уже здесь, страница 47. Автор книги Сурен Цормудян

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ад уже здесь»

Cтраница 47

— Привал, — вздохнул он.

Николай присел рядом, стягивая с лица марлевую повязку и заводя с глаз на шапку прибор ночного видения.

— Знаешь, Илья, — пробормотал он, — Если бы там, в Московском метро на мне не было респиратора и ПНВ, то отец узнал бы меня. Он бы узнал меня… — Васнецов выронил предметы из рук и сильно прижал к лицу свои ладони. Он старался сдержать слезы и напрягся изо всех сил. Но вырвался стон, и слезы потекли как вода из взорванной плотины. — Господи, Людоед, как больно, — вскрикнул он. — Как же больно… Отец… Мама… Дядя Володя… Подружка Славика… Рана… Та семья в джипе… Сынишка Ветра… Вандалы которых я убивал… Дочка китайца этого… Как же жалко всех! Почему ты говорил, что мы ненавидим людей? Мне ведь жаль их! Мне их жаль, Крест!

— А знаешь почему? Сказать тебе, почему тебе их жаль? Знаешь, почему ты только и делаешь, что жалеешь их?

— Почему? — всхлипнул Николай.

— Да потому что для тебя они обречены. Они уже все мертвы. И мертвые и еще живые. Для тебя. Ты не одержим мыслью об их спасении. Ты все время сомневаешься. Ты думаешь иногда, что может быть ХАРП это выход. А к жизни относишься только как к боли. И жалость эта к людям, лишь блеклая тень твоей жалости к самому себе. Это твоя слабость и твой эгоизм. Ты мазохист и потому истязаешь себя, провоцируя боль. Разве можно сказать после этого, что ты любишь людей?

На Васнецова эти слова подействовали несколько отрезвляюще, и он на удивление резко перестал плакать.

— Но это ведь не так…

— Тогда утри сопли, если это не так.

Васнецов вздохнул, ловя воздух дрожащими губами.

— Хотя может ты и прав, — тихо сказал он. — Знаешь, я всегда любил одиночество. Но сейчас мне так одиноко, что страшно.

— А ты не был никогда одинок. Это все мнимое. Ты жил в относительном уюте среди своих. Не был ты одинок.

— А ты? — он взглянул на Людоеда.

— Я? Знаешь, блаженный, одиночество, это когда умирает душа. Свою душу я сам убил. Даже не тогда, когда пустил ракеты и понял, скольких жизней это стоило. А когда взмахнул своим мечом. — Крест достал сигарету и закурил, пряча огонек в рукаве шинели.

— А как же Нордика?

— Нордика? — Людоед улыбнулся, покачав головой, — Она святая. Она надежный друг. Она хороший боец. Она умна. Конечно, я к ней не равнодушен. Она мне как сестра. Но это ведь не то, что надо ей.

— Любовь? — Николай тоже покачал головой, — Что это такое?

Крест вздохнул.

— Любовь, это когда ты не променял бы возможность держать в свое руке ее ладонь даже на тысячи ночей с роскошными блудницами.

— Но Нордика ведь ждет тебя. И будет ждать. Ты не хочешь иметь детей? Ты ведь говорил, что они должны рождаться…

— Я женат на радиации, — тихо засмеялся Крест, — в таких браках дети не рождаются. Все, хватит трепаться. Пошли. — Он раздавил окурок ботинком и поднялся.

— Мы идем дальше?

— Разумеется.

Двигались они осторожно. Сверху свисали фрагменты отделки тоннеля, куски породы и грунта. Причудливые изгибы и паутины корней деревьев, пугающих поначалу своей кажущейся противоестественностью. Под ногами хрустели мелкие обломки, некоторые из которых лязгали о рельсы путей. Сделав еще около сотни шагов, до их слуха донесся какой-то вой. Путникам пришлось насторожиться и продолжать движение в готовности к любой неожиданности. Монотонные завывания усилились, и воображение уже начало свою любимую игру в невиданных и смертельно опасных монстров. Но разгадка оказалась насколько неожиданной, настолько и простой. Из свода тоннеля, где произошло большое обрушение грунта, торчала большая, ржавая местами до дыр, водопроводная труба. Другой конец ее, видимо выходил на поверхность и малейший порыв ветра заставлял ее издавать жуткий вой.

Миновав ее, Николай и Людоед заметили, что следов разрушений становится меньше. Вскоре тоннель предстал без каких-либо признаков разрушений и еще метров через сто их приборы ночного видения позволили разглядеть аккуратно выложенную стену из больших шлакоблоков и кирпичей, которая перегораживала дальнейший путь. В стене была одна дверь и несколько закрытых изнутри кирпичами узких бойниц метрах в двух от уровня пола. Людоед и Николай переглянулись…

* * *

Молодые черновики по кличке Шмон и Гопник сидели на деревянной платформе возле печки буржуйки, труба которой тянулась к потолку и уходила вглубь подземного логова, где соединялась с другими трубами от иных печек и выводила дым на поверхность. Рядом с печной трубой была еще одна труба, имевшая видимо функции переговорного устройства, поскольку кончалась широким раструбом, в который было удобно кричать. Стробоскопу было под пятьдесят. Он лежал на топчане, укрывшись звериной шкурой и, пытался заснуть. Однако увлеченные игрой в карты, в свете пары керосиновых ламп, Шмон и Гопник постоянно выкрикивали в адрес друг друга ругательства и весьма эмоционально реагировали на успехи и поражения.

— Вот тебе еще дамка, козья твоя морда, — захихикал Шмон. — Давай еще пять папирос.

— А что я курить буду, рукопомойник ты хренов?! — раздосадовано воскликнул Гопник.

— Бамбук, лошара! — Шмон заржал, — А если хочешь, я тебе дам пару тяжек со своей мохнатой сигары!

— Базар фильтруй овца! В дышло захотел?!

— Да завалите вы хлебала свои, щенки стремные, харэ базлать, — проворчал Стробоскоп.

— Пардон, старый. Звиняй. Гопота долг не признает.

— Я сказал, фильтруй базар. Карточный долг святой. Но ты мне паришь. В твоей колоде у всех дам уголок загнутый.

— Это предъява? — нахмурился Шмон.

— Да! Ты букетик бунтишь! Ответь на предъяву!

— На, зырки разуй, фуцан! У шестерки и двух тузов тоже края гнутые. Сколько годков колоде вообще соображаешь? Я как, по-твоему, их различаю? Вальтанулся совсем что ли?

Стробоскоп поднялся с топчана и, выхватив у молодых подельников карты, швырнул их с платформы к двери.

— Ну нафига, старый? — раздосадовано воскликнул Шмон.

— Я вам вьюны пообрываю сейчас, вязы выверну нахрен. — Спокойно проговорил старший.

— Стробоскоп, да что ты взъелся? — развел руками Гопник.

— Едало захлопни. Это я для пацанов реальных Стробоскоп. А для вас, ушмырки, я Старый.

Он сделал вдох, чтобы разразиться следующей триадой обильно сдобренных маргинальным жаргоном слов, но тут раздался стук. В этом ничего странного не было бы. Но ведь стучали в дверь. В ту самую дверь, за которой была пустота метротоннеля, которая заканчивалась через несколько сот метров беспроглядной тьмы глухим обвалом, похоронившим когда-то электричку. Там никого не было да и быть не должно. Но кто-то громко постучал в дверь. Черновики переглянулись, мгновенно замолкнув. Стук в дверь повторился, став еще настойчивей.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация