– И задерживаемся, потому что нас задерживают, – не выдержав, закончила я и отперла входную дверь.
Глава 8
Пока мы ехали на работу, Маринка все вертела головой и даже пыталась, повторяя вслух, запоминать номера и модели некоторых автомобилей, ехавших за нами. Ей все казалось, что она наконец-то про какой-то из них точно поняла, что это группа сопровождения. Но доказательств ни за ни против ее версии не было. Профессиональная слежка в том и состоит, чтобы не быть уверенным в ее наличии до конца. Я пыталась это объяснить Маринке, но потом плюнула и замолчала: хочет развлекаться, пусть развлекается.
– Как ты думаешь, в какой машине едет наша охрана? – не знаю уже в который раз задумчиво проговорила Маринка, когда до редакции нам осталось совсем ничего – пара кварталов. – Вон та желтая «десятка» или серая «Ауди»? Ну скажи наконец, как ты думаешь?
– Понятия не имею, – вяло ответила я, на всякий случай все-таки тоже поглядывая назад через зеркало заднего обзора. – Главное, что нас охраняют – и ладно.
– Ты мне напомнила один старинный детский фильм про «Калифа-аиста», – развеселилась Маринка.
– «Мне снилось, что я доил козу»? – вспомнила я цитату из этого фильма. – Очень к месту, ты права.
– При чем здесь коза? – досадливо сморщилась Маринка. – Ты фильм вспомнила правильно, но я не это имела в виду. Там сторож был с колотушкой. Он ходил ночью по Багдаду и бормотал, как шизик: «Жители города, спите спокойно, вас охраняют…»
– Не помню, – ответила я.
– Ну и ладно.
На этом мы и приехали.
Ни при выходе из машины, ни на подходе к зданию редакции, ни перед дверями в саму редакцию нам не попался ни один моджахед в чалме и с бородой. Даже без бороды никто не встретился. Вообще никто.
И сама редакция была скучна. Я вошла и, вздохнув, посмотрела на пустые столы Сергея Ивановича и Ромки.
– Запустение какое-то, – пробормотала Маринка, ставя свою сумку на стол. – Кофе, что ли, сделать?
Я промолчала и прошла к себе в кабинет. Вчерашние события так качественно выбили меня из колеи и засорили мозги, что не думалось ни о чем. Всякие дурацкие мысли про взрывы и пожары просто не шли из головы. Я включила компьютер, раскрыла свой рабочий ежедневник и начала его листать, чтобы хоть как-то настроиться на работу.
В кабинет заглянула Маринка.
– Виктор пришел, – зевнув, доложила она, – спрашивает, как мы провели вчерашний вечер.
– Незабываемо, – сказала я.
– Я уже сказала, что отлично, и он ушел.
Маринка оставила дверь кабинета открытой, прошла и села напротив меня на стул для посетителей.
– Зачем же ты тогда спрашивала, что ему передать? – переспросила я. – Может быть, ему скучно в фотолаборатории. Позвала бы в гости. Все равно печатать пока нечего. Чует мое сердце – ничего нового из фотографий мы не дадим в следующий номер. Обойдемся архивными запасами.
– А он уже ушел, – повторила Маринка. – Я предложила ему попить кофе, но он отказался.
Маринка помолчала, смотря по сторонам.
– Нам с тобой так и не удалось спокойно поговорить, – наконец начала она, как будто я сразу не поняла, что зашла она именно поговорить.
– Ты как оцениваешь все события? Детектив, правда? – Маринка поерзала на стуле и терпеливо подождала моего ответа.
А я промолчала, всем своим видом показывая, что разговаривать не расположена.
– Я думаю, что мы вляпались в хреновую историю, – сказала Маринка, не обращая внимания на меня, и продолжила разговор как бы сама с собою: – Если сам Бен Ладен или какой-то там Шамиль Басаев включит нас в свои списки, то как бы нам не пришлось делать пластическую операцию. Я вот с утра об этом думаю, и ты знаешь, поняла, что мое лицо мне очень даже нравится.
Я с интересом посмотрела на Маринку.
– Ну, по крайней мере, оно меня устраивает, – мягко уточнила Маринка, – как-то привыкла к нему.
Я немного подумала и затем продолжила размышления вслух:
– Знаешь, сменой лица дело может не обойтись. Пояс нестабильности, отягощенный исламским фактором, тянется от Индии до Албании. И от Марокко до Малайзии.
– И что? – с подозрением спросила Маринка.
– А в США очень сильна община чернокожих мусульман, – продолжила я. – Наверняка их правое крыло имеет какие-то связи с террористами. То есть у исламистов руки длинные. И загребущие.
– Я не поняла, ты это к чему? В космос, что ли, прикажешь улетать? – Маринка начала раздражаться. – А где ракету взять? Да и дышать там нечем. Проблемка с кислородом-то.
– Да нет, не про космос речь, – вздохнула я. – Может так получиться, что самым надежным, хоть и не стопроцентным способом отвести от себя угрозу явится не только смена лица, но и смена пола. Вот так вот, Мариночка.
– Что? – шепотом переспросила Маринка и затуманенным взглядом осмотрела весь мой кабинет. – Это как же… – пробормотала она. – Пол сменить… Это значит, я стану…
– Ну, каким-нибудь Василием Ивановичем, – зевнула я. – Женишься…
– Замуж выйду, – автоматически поправила она меня.
– Женишься! – жестко повторила я. – Женишься на какой-нибудь девушке и… ну, в общем, «тили-тили-тесто» и все такое прочее.
Маринка скривилась и шмыгнула носом.
– А мне нравится быть женщиной, – заупрямилась она.
– Ну, дорогая… – я пожала плечами. – А жить тебе нравится? Выбирай!
– Тоже нравится.
– Все равно выбирай!
– Василий Иванович, – повторила Маринка тихим голосом, пребывая почти в полной прострации, – это как Чапаев, что ли?
Маринка встала, подошла к зеркалу и внимательно осмотрела себя, приложив прядь волос к верхней губе. Она, прищурившись, оценила свою внешность.
– Василий Иванович, говоришь, – проговорила она более светлым тоном, – а ты, стало бы, станешь Петькой?
– Не буду я Петькой, – ответила я.
– А убьют?! – напомнила мне Маринка.
– Ну и пусть! – героически сказала я. – Умру человеком, а не Петькой! А тебе, Василий Иванович, желаю долгой жизни. И ребятишек в доме ораву. Это ведь счастье, правда?
– Да тьфу на тебя! – Маринка тряхнула головой и отошла от зеркала. – Будем погибать вместе, Петька!
В это время в комнате редакции послышались тяжелые медленные шаги.
Маринка вздрогнула, я откинулась назад и прижалась к спинке кресла. Стало немного не по себе. Я нечасто пугаюсь, но когда прямо перед тобой дрожит и трясется героический Василий Иванович, тут у любого станет муторно на душе. Неуютно как-то.
Пауза затянулась. Шаги замерли, послышался хрипловатый кашель, и требовательный женский голос произнес:
