– А если я откажусь? – спросила я.
– Можете и отказаться, – равнодушно ответил Павел и взял со стола кухонный нож. – Попробуйте отказаться, и тогда я от вашей подруги Мариночки отрежу что-нибудь лишнее, и вы все равно поедете, чтобы я не отрезал ей все остальное.
– Ой, – прошептала Маринка, вытаращив глаза.
Может быть, она сказала не «ой», а «Оль», я не поняла, но не в этом суть.
Павел – ну то есть уже не Павел, а моджахед, или басмач, или не знаю кто, – наклонился вперед и, не выпуская из одной руки пистолета, вторую протянул к Маринке. Мы обе замерли, глядя, как лезвие ножа начало поглаживать кожу на Маринкином лице.
Нам обеим поплохело, но признаю, что Маринке было хуже.
– Отрежу ухо, – очень ласково произнес Павел.
– К-как отрежешь? – прошептала Маринка, – П-павел, ты что такое говоришь?
– Не называйте меня больше этим именем. Меня зовут Абдаллах. Запомнили, женщины?
Он вернулся на свое место и с силой бросил нож на стол. Нож подпрыгнул, мы с Маринкой вздрогнули.
– Ну вот тебе и Аллах акбар, – в полнейшей прострации прошептала Маринка.
– А ты как думала? – спокойно сказал Павел, то есть Абдаллах.
– Ничего у вас не выйдет! – твердо заявила я. – Вас все равно поймают!
– Кысмет, – равнодушно отозвался Абдаллах и, поглядев на наши непонимающие лица, пояснил: – Судьба, значит. Как Аллах напишет в большой книге судеб, так и будет.
Мы с Маринкой переглянулись, такого развития кысмета никто из нас не ожидал. Доигрались, называется.
– Я ничего не понимаю, – прошептала Маринка.
– Это нормально для женщины, – равнодушно отозвался Абдаллах. – Тебе говорят, ты – делаешь. Все, что тебе можно говорить, это «да, господин» и «нет, господин». Все остальное тебе нашептывает Иблис.
Потом наш бывший гость и охранник, а ныне тюремщик повернулся ко мне.
– Слушай внимательно, – твердо сказал он, – получилась накладка, и та, которая должна была встретить груз, прийти не сможет. Пойдешь ты. Запоминай: вагон шестнадцатый, проводницу зовут Алия. Подойдешь, произнесешь мусульманское приветствие, скажешь, что пришла за грузом. Она тебе не поверит, но ты сделаешь так, чтобы поверила.
– Может быть, мне ее застрелить? – предложила я.
– Это лишнее. – Абдаллах махнул рукой, показывая, что оценил мой юмор. – Дашь денег, и она поверит. Не поверит – добавишь еще немного.
– Ну поверила она, и что дальше? – спросила я.
– Получаешь груз и привозишь сюда. Я сам не могу пока на улице показаться. Получу груз, еще два-три дня поживу здесь и уйду.
Мы с Маринкой переглянулись. Я быстро соображала. Абдаллах поторопил меня очень действенным методом: встал, вынул из кармана наручники и, перегнувшись через стол, ловко зацепил Маринкино запястье.
– Зачем это?! – закричала Маринка.
– Для надежности, – сказал Абдаллах и приковал Маринку к стояку, проходящему в углу кухни.
– Значит, так, женщины. – Он встал, потянулся и расстегнул рубашку. – Ты, Ольга Юрьевна, сейчас уходишь, мы остаемся. Когда вернешься, мы с Мариной будем в кухне. Запоминай хорошо: сначала звонишь один раз в дверь, потом сама ее открываешь, потом заносишь чемодан и запираешь за собой дверь… Потом я скажу, что нужно делать.
Видя, что я не тороплюсь, Абдаллах махнул мне пистолетом.
– Иди и знай, что мне терять больше нечего. Твою Марину я точно убью, даже если из-за нее не успею убить себя.
Я вышла из кухни, тщетно пытаясь навести порядок в мозгах. Сложившаяся ситуация пока не хотела в них укладываться. Никак.
Я услышала, как Павел, то есть Абдаллах, сказал Маринке:
– А с тобой, женщина, мы сейчас займемся очень важным и интересным делом.
– К-каким? – ужасно тихим голосом спросила Маринка.
– Мы будем изучать жизнь и труды шейха Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба, основателя ваххабизма, – гордо сказал Абдаллах и добавил чуть мягче: – Тебе будет интересно.
Абдаллах повернулся и выглянул в коридор.
– Ну, ты что там стоишь?! – крикнул он. – Если через час после прихода поезда тебя не будет здесь, от Марины останется половина того, что ты видишь!
– Иди, Оля! Иди, – закричала Маринка, – а то опоздаешь!
Я оглянулась и увидела: Абдаллах снова расстилает на полу покрывало с моего кресла.
– Пришло время намаза, – объяснил он, поймав мой взгляд. – Иди, женщина, не мешай мне. И помни про свою подругу!
Глава 11
Я оделась, взяла свою сумку и вышла во двор. Спускаясь вниз по лестнице, я закурила и опять попыталась навести порядок в мыслях, уже не в первый раз за последние пятнадцать минут.
Мгновенное превращение Павла из надежного союзника в жуткого врага, да еще взявшего в заложницы Маринку, настолько выбило меня из колеи, что, выйдя из подъезда, я едва не провалилась в канаву.
Меня удержал парень, знакомый по прежнему переходу по мосткам.
– А, вы та самая девушка, которая не любит телик смотреть! – радостно сообщил он и заулыбался так, что можно было подумать, будто, отказываясь смотреть телевизор, я предпочитала вместо этого смотреть на него.
Я аккуратно обошла весельчака и направилась к своей машине.
– А может быть, погуляем? – безнадежно крикнул мне вслед парень, но я ему не ответила. Прекрасно отдаю себе отчет в том, что, возможно, я только что разрушила самую великую любовь на свете, но мне было очень некогда. Черт его знает, когда должен прийти волгоградский поезд! И разве у нас только один такой поезд?
Загруженная всеми эти вопросами, остающимися без ответа, я села в машину, взглянула на свои окна, никого в них не увидела и выехала со двора.
До вокзала я добралась за двадцать минут, поставила машину на стоянку напротив него и позвонила в справочную. Мне сообщили, что сегодня действительно ожидается только один поезд из Волгограда и прибывает он примерно через полчаса. Если не опоздает, конечно, а опоздание для него – явление нормальное.
Я закурила и задумалась.
Положение было, как говорится, хуже губернаторского. Хотя буквальный смысл пословицы ко мне отношения не имел, но легче от этого не становилось.
Мне нужно было принять решение, а вот принимать его не хотелось совсем.
Я оставила Маринку в плену у опасного бандита, опасного уже тем, что он был… как бы это сказать… не нашим, что ли.
Любой бандит, выросший в этом городе и даже приехавший из другого, все равно лучше этого Павла, или Абдаллаха, потому что Абдаллах был «не нашим». Он не принадлежал ни к нашему городу, ни к нашему миру, если так можно сказать. Я относилась к нему как выходцу из параллельного мира, и мне кажется, что была права. Действительно, его мышление, его подготовка, его поведение были настолько однозначно чужды всему нашему укладу, что становилось даже не страшно, а жутко. Он на самом деле мог сделать с Маринкой то, что сказал, и у него даже сомнения не возникло бы в своей правоте. «Кысмет», – вспомнила я и вздрогнула.
